— Тоже не самый лучший табак, — пробурчал он. — Вы говорите — «интересно». Смотря с какой стороны взглянуть. Фабрики продуктов питания и тому подобное — не вполне мое дело. Но в наши дни устраиваешься, где можешь… то есть: если можешь, а иначе лучше и не браться… Это правило следовало бы зарубить себе на носу вашему другу, господину обер-лейтенанту Гартману… Нет, Нейдхардту? Что за фамилия! Да суть не в том. Во всяком случае, ему следовало бы зарубить это себе на носу. Если человек хочет выгодно играть на бирже, он должен владеть тем, что вы, вероятно, называете тайной удачи. Выражаясь более прозаически: он должен знать фокус, от которого все зависит.
— А именно? — невольно вырвалось у Ранкля.
Гелузич снова поиграл бородой.
— Я не подозревал, что вас это интересует, — медленно проговорил он, и его карие, без ресниц, слегка косо поставленные глаза на смуглом лице разглядывали Ранкля испытующе и насмешливо. — Но если уж вам непременно хочется, я могу открыть этот фокус. Боюсь только, что вам он будет ни к чему. А весь фокус-покус состоит вот в чем, — он сунул правую руку в карман и начал там позвякивать мелочью, — нужно иметь деньги. Много денег. Очень много денег. Ибо только тогда можно выжидать, сколько потребуется. Все остальное — дилетантство или халтура. — Он рассмеялся до слез и сразу встал. — Да, чтобы наконец вернуться к нашему вопросу! Я представляю себе дело так: вы получаете чек на двадцать тысяч крон с немедленной выплатой предъявителю. Для этой трансакции лучше воспользоваться другим банком, не Учетным, верно? Может быть, Кредитным. Или вы предпочитаете Союзный банк? Ну, вы еще можете это обдумать. Из-за налогов мы рассматриваем эту сумму как личную ссуду, предоставляемую вам Мунком и мною. Ссуда беспроцентная и сроком не ограничивается. Идет?
Ранкль, тоже поднявшийся со своего кресла, с трепетом поклонился и пробормотал что-то о колоссальном одолжении и о том, что это долг чести и он, само собой разумеется, будет возвращен.
Гелузич прервал его:
— Я еще не кончил. Вы употребите эти деньги на то, чтобы выдать, в свою очередь, вашему другу Гартману… виноват — Нейдхардту — ссуду на возмещение денег попечительского совета. Эта ссуда тоже будет беспроцентной, но ограниченной сроком, скажем, в пять лет, и в обмен на нее вы получите от Нейдхардта обычное долговое обязательство, которое передадите на хранение нашей фирме «Торговая компания Ге-Му». Вот, вероятно, и все… Ах да, еще одна мелочь. Вы напишете мне и Мунку письмо от имени руководства Югендвера, в котором заявите, что все поставки сукна для форм Югендвера поручаются нам, то есть фирме «Ге-Му»… Нет, и слышать ничего не хочу. Я знаю, вы скажете, что еще не установлено, разрешит ли правительство особую форму для Югендвера. Но это не имеет значения. Вы напишете такое письмо, и для вас история будет кончена. Все остальное уже наша забота. Договорились?
Во время этого разговора шрамы на лице Ранкля вздулись и побагровели. Отвечая, он едва был в силах сдержать в своем голосе дрожь волнения:
— Позвольте… но, к сожалению, мне… да еще от имени руководства Югендвера… Это совершенно противоречило бы уставу… Нет, я никак этого не могу… — Он умолк под взглядом карих глаз без ресниц; слегка прищуренные, они улыбались ему, а лицо было совершенно бесстрастно, улыбались хитро, угрожающе, повелительно.
— Вы можете, господин Ранкль, — сказал Гелузич после паузы, и Ранклю почудилось, что тот забивает в него слова, как гвозди. — Уж поверьте мне, вы можете! — И, бросив взгляд на свои необычайно крупные овальной формы часы-браслет, добавил: — Сейчас я еду в контору и велю выписать для вас чек. Завтра с утра кого-нибудь пришлите за ним. Или, если хотите, поедемте сейчас со мной.
— Нет, благодарю.
Гелузич, уже застегивавший перчатки, сделал небрежный жест, показывающий, что он не настаивает на своем приглашении, и направился к двери.
— Ну, значит, завтра с утра, — бросил он на ходу. Уже на пороге он обернулся: — Что же касается упомянутого письма, то лучше всего передайте его через то лицо, которое придет за чеком, мое почтение!
— Тогда вам долго придется ждать! — крикнул Ранкль ему вслед, правда, только тогда, когда дверь за Гелузичем уже захлопнулась… — Я не дал никаких обязательств. Никаких, — повторил он с возрастающим упрямством, — абсолютно никаких! — Он подождал еще минутку, пока не уверился, что Гелузич уехал. Затем, как он выразился про себя, «отряс со своих ног прах этого разбойничьего логова».
III