— …камни в почках величиной с орех, я один храню в спирту…
— …барометр мне не указ, но когда на той вершине появляется темное облачко…
— …ну, тут вы ошибаетесь, милочка, дворянство она заработала в постели, да, да. Я знавала ее еще как самую обыкновенную…
— …Чего ты хочешь, у нас все в семье страдают запорами.
— …а телячьи шницели со спаржей и под бешамелью, которыми там раньше кормили…
— …Я ему сказала, господин доктор, говорю, я здесь, к вашему сведению, четырнадцатый сезон, а что касается моего желудка…
— Чепуха, конечно, можно сбросить двадцать кило, важно…
— Ну ясно, если он каждый вечер танцует с разными бабами и дует шампанское, то жена тоже развлекается…
— Печеные пирожки при болезни желчного пузыря? Эта особа действительно стоит того, чтобы…
Слушая обрывки фраз, Валли невольно вспомнила, как много лет назад она и ее подружки-шалуньи, копируя такие разговоры, вызвали однажды недовольство некоторых чопорных знакомых тети Каролины и чуть не привели к éclat sans précédent[50], разрыву знакомства и другим «серьезным последствиям»… Воспоминание об этом было столь живо, что Валли не удержалась от внезапного приступа смеха. Она остановилась и, сделав вид, что чихает, закрыла лицо носовым платком.
В это время ее окликнули по имени. Она посмотрела вокруг. С одной из скамеек у парапета набережной поднялась круглая фигурка вся в тюле и кружевах и в развевающемся платье, махая руками и кивая, устремилась к Валли, похожая на пухлую бледно-розовую клецку.
Не успела Валли опомниться, как розовое облако обняло ее и расцеловало. Одновременно на нее обрушился целый ливень восклицаний и вопросов:
— Валли! Рейтерхен! Ты здесь? Вот чудесно-то! Выглядишь ты прямо сказочно. Ничуть не изменилась, право же. Когда ты приехала? Где живешь? Почему я не видела тебя в списке курортников? Но, кажется, ты меня даже хорошенько…
Только сейчас Валли удалось освободиться из кружевных объятий. Только сейчас она заметила блеск чересчур роскошных бриллиантовых украшений в ушах, на пальцах и на шее облака. И только сейчас узнала свою бывшую соученицу:
— Клара Браун! Значит, это…
Не успела она кончить фразы, как на нее снова обрушился ливень слов:
— Ты удивлена? Верно? Какой стал ваш Петрушка! Теперь ты меня уже так не назвала бы, правда? Я думаю! Моя мама считает, что я могла бы даже сбросить несколько кило. Но Феликс об этом и слышать не хочет. Он всегда говорит: «Клер, в твоем положении…» — дело в том, что у меня будет ребеночек, правда, еще только через шесть с половиной месяцев, а все-таки… Валли, господи, почему ты так глядишь на меня? Можно подумать… Но это же исключено. Ты же, наверное, читала об этом в газете. Объявление о свадьбе напечатали по ошибке даже два раза, крупными буквами… Впрочем, в воскресенье я смогу представить тебе Феликса, так сказать, в натуральную величину. Он приезжает сюда, у нас новый «мерседес», просто божественный, его я тоже должна тебе показать. К сожалению, Феликс остается только на воскресенье, он ведь невероятно занят. Я иногда поражаюсь даже, как он выдерживает. Правда, при его энергии… Он младший шеф в предприятии своего отца, но тот сейчас невылазно сидит в Вене, в министерствах, все по поводу военных поставок. Мы сейчас колоссально много строим для государства… Да ты, наверное, эту фирму знаешь — «Строительство зданий, Фальтис и сыновья». Феликс — старший, ты, может быть, помнишь его: на уроках танцев он больше всего танцевал с Ильзой фон Стикс, этой японочкой. Тем временем она… впрочем, ты ведь тоже успела выйти замуж! На пасху или… Вот видишь! Я помню, что еще тут же позвонила маме и ей об этом сказала. Да, да, я-то верная подруга и не теряю из виду своих бывших соучениц. И я знаю, кто твой супруг: он академический… Подожди, вот оно что! Это могло быть только о нем, вчера я читала заметку в «Курортной газете»… Нет, отчего ты опять так смотришь? Будто ничего не знаешь!