— А донцы?
— Донцы левее нас и чуток впереди, — сказал Кучерявенко, — третьего дня был я у них в штабе, так штаб ихний стоял в овечьих кошарах под Ага-Батырем.
— Как же нам туда добраться? — в раздумья спросил Васильев. — Может быть, ехать по следу ваших машин?
— Упаси бог! Мы полсуток блуждаем — это раз, а потом нас недалеко отсюда обстреляли немцы — это два. Так чтобы лучше плюньте на наш след и берите трошки левее.
— Разве тут есть немцы?
— Тут, надо вам сказать, сам черт не разберет, кто кого дерет. Как мы вошли в прорыв, немцы отступили, а много их разбежалось по бурунам, прячутся в песках, налетают на фермы, режут овец, подстерегают наши обозы. У них тут даже броневики и танкетки есть.
— Как же нам все-таки добраться до донцов?
Кучерявенко взял нашу карту и стал объяснять:
— Вы отсюдова сразу поворачивайте влево, на хутор Шерпутовский. С Шерпутовского спросите дорогу на Ярышев, а между Ярышевом и Чернышевом, в овечьих кошарах, ищите штаб генерала Селиванова.
Мы простились с Кучерявенко и его спутниками, завели свой «газик» и, выбравшись на указанное нам направление, поехали на северо-запад. К вечеру пошел густой снег, и когда опустились сумерки, нам все же пришлось остановиться и заночевать в бурунах. Мы нарубили тесаками чертополоха, собрали целый ворох перекати-поля и тщательно замаскировали машину. Вскоре снег присыпал ее, и она стала совсем незаметной. Шофер наш, выпив кружку водки, уснул у руля — ему разрешено было спать, а мы с Васильевым решили бодрствовать.
Ночь была пасмурная, темная и холодная. Снег шел непрерывно, и все вокруг побелело, так что только на близком расстоянии можно было бы увидеть идущего человека. Мы сидели, закутавшись в шинели, и переговаривались топотом, поглядывая по сторонам.
Вдруг я услышал справа фырканье лошадей. Толкнув локтем Васильева, я высунулся из машины и прислушался. Да, справа, за буруном, в ночной темноте, фыркали лошади. Всадники — их, должно быть, было немного — приближались к нам.
Мы растолкали шофера, вышли из машины и, приготовив оружие, легли в лощинке. Через несколько минут на гребне буруна выросли силуэты четырех всадников. Они ехали шагом в полном молчании и, заметив машину, остановились в двадцати шагах от места, где мы лежали.
— Иван Павлович! Него это там темнеет? — услышали мы негромкий голос.
Тот, кого назвали Иваном Павловичем, подъехал ближе к нашей машине.
— Это легковая машина, бурьяном ее забросали, — сказал он.
— Фрицевская?
— Нет, вроде наша…
— Эй, конники! — крикнул Васильев. — Хозяева машины тут! Мы свои.
— Сколько вас? — спросил один из всадников.
— Трое.
Всадники приблизились к нам. Передний включил нагрудный фонарик и осветил нас.
— Вы не из казачьих частей? — спросил я.
Передний всадник подумал, еще раз осветил наши лица, скользнул голубоватым лучом фонарика по буруну и ответил:
— Нет, мы из партизанского отряда «Терек»…
Я назвал себя и Васильева и сказал, что мы разыскиваем донских казаков генерала Селиванова, заблудились в бурунах и ждем рассвета.
— Мы вас проводим к Селиванову, — сказал всадник, — утром мы будем у него. Гостя вот везем.
Тут только я заметил, что у одного из всадников ноги привязаны к седельной подпруге, а руки скручены за спиной.
— Кто это? — спросил Васильев.
— Фриц, — коротко ответил всадник, — тоже заблудился. Взяли его в болотах, правее Камыш-буруна. Совсем уже замерзал, а все огрызался.
— Так что же, сейчас поедем?
— А который час?
— Четверть третьего.
— Тогда сделаем привал и утречком выедем, а то мы уже проголодались, да и фриц наш окоченел.
Всадники соскочили с коней, насбирали перекати-поля, расстелили на нем плащ-палатку, развязали пленного немца, сняли с седел переметные сумы и уселись возле машины. Немца посадили в машину рядом с шофером.
— Павел, может, костерок запалим, а? — спросил один из партизан. — А то зуб на зуб не попадает.
— Ну что ж, давай запалим, только пусть Иван Павлович на буруне станет, потом ты его сменишь, чтоб черт не поднес кого-нибудь.
Партизаны разожгли костер. Иван Павлович, хмурый человек лет пятидесяти, с седыми усами, закутанный в серый башлык, отвел лошадей в сторону, связал их, подбросил им бурьяна, а сам, погревшись у костра, ушел на вершину ближнего буруна и стал ходить, всматриваясь в темноту.
Пламя костра осветило сидящих с нами двух партизан. На них были короткие дубленые полушубки, барашковые шапки, черные кавказские валенки. У одного болтался на ремне огромный морской бинокль. У обоих сверкали за поясами трофейные «парабеллумы». Один из партизан, Павел Близнюк, оказался командиром отряда «Терек», а второй, Григорий Осмоловский, был его комиссаром.