Андрей Терне
В ЦАРСТВЕ ЛЕНИНА
Очерки современной жизни в РСФСР
Берлин — 1922 год
ПРЕДИСЛОВИЕ
"Пусть 90% русского народа погибнет, лишь бы 10% дожило до мировой революции"
Из речи В.И. Ленина
В силу некоторых семейных обстоятельств мне пришлось ехать из Константинополя на Новороссийск уже тогда, когда оттуда эвакуировались остатки армии ген. Деникина. В Новороссийск я прибыл на последнем дошедшем туда русском пароходе "Россия", на котором частным пассажиром был только один я. Мне пришлось видеть последние два дня существования армии ген. Деникина, переживать весь ужас южнорусской катастрофы: два дня анархии и полного безвластия, развала армии и кутежей, бессмысленного разбоя и грабежей. Это было начало пожаров многомиллионных железнодорожных и портовых складов, с оставленными колоссальными запасами военного снабжения, начало массовой гибели брошенных на произвол судьбы и измученных длинными переходами, некормленых коней русской кавалерии.
Но вот на третий день утром, на набережной в порту, появились первые отряды с красными флагами; последовал короткий обстрел с моря русскими миноносцами русского же города… А затем, вскоре, лишь расстилавшиеся на горизонте дымки кораблей уносили с собой вдаль разбитые мечты о разрушении большевизма и возрождении России — и Новороссийск стал советским городом. Мы, оставшиеся в нем, с нетерпением ждали, чем начнет проявлять себя советская власть, так как на основании рассказов людей, переживавших уже "прелести" советского режима, ожидали от него всего, чуть ли не до людоедства включительно.
К вечеру появились первые расклеенные по городу объявления по новой советской орфографии о занятии Новороссийска частями Красной армии и с требованием соблюдения населением полной тишины и спокойствия. На другое утро — новые распоряжения! Мужчинам явиться для личной регистрации; всему населению вменяется в обязанность ловить лошадей, брошенных деникинской армией, и чистить улицы и дороги, сделавшиеся непроходимыми от грязи. Приказы составлены были необычайно категорично с тягчайшими санкциями за неподчинение им. Вот она — "твердая власть", — решил я. Однако тут же мне пришлось ознакомиться и с обратной стороной медали этой "твердой власти", так как, благодаря взятым мною по совету сведущих лиц надлежащим удостоверениям, я на вполне законном основании уклонился и от чистки улиц, и от регистрации. В тот же вечер мне довелось ознакомиться впервые с коммунистическими приемами демагогической пропаганды на всенародном митинге, на котором уже выступали выпущенные из тюрьмы большевики, бывшие в заточении при белых. Еще через день в Новороссийске вышел первый номер газеты, состоявшей из официального отдела и телеграмм местной радиостанции, которая почему-то сразу возобновила свою работу, а затем посыпался, как из рога изобилия, целый ряд распоряжений, декретов, устанавливающих, регулирующих, предписывающих, ликвидирующих, угрожающих и т. п.
Сам город немедленно изменил свою внешнюю физиономию. Из кипевшего при белых лихорадочной жизнью — Новороссийск превратился в какое-то уснувшее кладбище. Пустые улицы, замершее движение, забитые окна магазинов, закрытые рестораны, тишина (Чеки еще не было; она не поспевала за Красной армией и приехала уже после моего отъезда из Новороссийска) — все это вместе взятое, совсем новое, столь необычайное, произвело на меня такое сильное впечатление, что у меня тогда же родилась мысль составлять беспристрастные заметки о том, чему мне придется быть свидетелем в Советской России.
Несмотря на категорический запрет выезда из Новороссийска кому бы то ни было, мне удалось поступить по совету опытных лиц так, что я очень быстро уехал в Ростов-на-Дону с первым воинским эшелоном, к которому я, разумеется, не имел ни малейшего отношения. В Ростов мы прибыли в первый день Пасхи рано утром. На улицах было тихо и пустынно. Я с удивлением смотрел на разрушенные здания и на улицы, заваленные таким количеством мусора и грязи, что по ним буквально нельзя было идти (а в Ростове в это время уже давно наступило тепло). При виде этой картины у меня окрепла мысль о необходимости так или иначе зафиксировать эти необычайные черты современной русской жизни, которые, неизбежно должны будут со временем исчезнуть и изгладиться из народной памяти, как тяжелый сон. Последующая моя служба, при которой мне приходилось сталкиваться с различными сторонами советского строительства и лично видеть все отрицательные его Туапс, окончательно побудила меня привести задуманное в исполнение.