Пока я и мой спутник с носильщиками завязывали чемоданы, у меня исчез кошелек, который я вынул для того, чтобы достать из него один из ключей. Ищем повсюду и не находим. Я в возмущении заявляю протест агенту Чека, говоря, что удивительно, как в присутствии представителя Чеки могут исчезать вещи. Дальше идти некуда! Он сконфуженно мнется, но портмоне так-таки и не находится.
Выходим, берем ломового, который за безумную плату и несколько фунтов хлеба берется доставить нас по назначению. Расплачиваемся с носильщиками, причем они также выпрашивают себе хлеб, и двигаемся к месту своего временного жительства.
В силу ряда затруднений технического характера нам не удалось попасть на ближайший эшелон, отходивший в Эстию, и поэтому пришлось больше месяца прожить в Москве. Бумаги всех были отосланы в ВЧК, которая, продержав их около двух недель, не встретила возражений к выезду всех на родину.
Наш эшелон сопровождает представитель Центроэвака, коммунист, со своей дамой сердца, едущие в отдельном вагоне, как на увеселительную прогулку. Этот Центроэвак в пути выдает нам паек, состоящий из хлеба, соли, сахара и суррогата чая, и в двух местах кормит эшелон обедом обычного советского типа. Поезд ползет медленно. Подолгу стоит на всех станциях, так что на передаточной станции Тосно мы оказываемся лишь на следующий вечер.
В Ямбурге вагоны нашего эшелона отделяются от прочего состава и отводятся на запасной путь, где их немедленно окружает цепь часовых с винтовками в руках. Грубо предлагают вытаскивать все вещи из вагонов. Через некоторое время появляется группа мужчин и стриженых женщин с портфелями подмышкой.
— Вот они, инквизиторы, — стиснув зубы, говорит мой сосед.
Не торопясь, эта группа подходит к поезду, обходит весь эшелон, внимательно обводя глазами выгружаемые предметы и пассажиров, и о чем-то тихо совещается.
Когда выгрузка багажа окончена, всем предлагают взять документы и ценные вещи с собой, и гонят, как стадо баранов, на двор таможенного пункта.
— А как же вещи? — спрашивают многие.
— Не беспокойтесь, они в полной сохранности. При них остаются надежные часовые, — отвечает старший чекист.
Загнав всех во двор, начинают проверять поодиночке документы и отправляют в помещение таможенного досмотра, где мужчин отделяют от женщин, и где начинается раздевание, ощупывание и обшаривание всех. Особенно женщины-чекистки стараются показать свою приверженность советской власти. Пограбив основательно, направляют всех в следующий зал, где идет подсчет и проверка содержимого ящиков, мешков, бумажников и кошельков. Здесь быстрее заключаются отдельные сделки, и кое-у-кого осмотр сходит сравнительно благополучно. Других обирают вчистую. Всякие удостоверения, корреспонденцию, русские аттестаты, фотографии, особенно лиц в военной форме, отбирают, заявляя, что все это оптантам не нужно.
Из "чистилища" обыскиваемые выходят на улицу, откуда, по окончании всей операции их ведут обратно к вагонам. Многие при этом убеждаются в пропаже вещей, оставленных на попечение "надежной" охраны. После этого для всех нас начинается "последний и решительный бой", как поется в "Интернационале".
Товарищи внешторгисты, они же и чекисты, объявили нам, что на основании секретного предписания Петрогубкоммуны они согласны в пределах 10-пудовой нормы пропустить за границу вещи лишь тех эстоптантов, которые предъявят заверенную опись своего имущества, к тому же снабженную специальной визой Наркомвнешторга. В противном же случае, все вещи оптантов будут рассматриваться ими как обыкновенный пассажирский багаж, и количество этих вещей, превышающее обыкновенную пассажирскую потребность в пути, будет задержано в Ямбурге. Это с их стороны была простая уловка, чтобы чем-нибудь оправдать предстоящий грабеж. Сообщенные нам в Ямбурге правила никому не были известны. По указанию эстонской комиссии, все оптанты имели 10 пудов багажа или меньше, но решительно ни у кого не было тех особых разрешений, которые требовала от нас Ямбургская таможня. Напрасны были наши протесты со ссылками на то, что требование это идет вразрез с неотмененными правилами товарища Карахана[116], предложенными нам к руководству; ничто не помогало. Нужно было обязательно представить то, чего ни у кого из 250 пассажиров не было — визу Наркомвнешторга.
Началось определение таможенными чиновниками для каждого оптанта его обыкновенной дорожной потребности. Это было очень индивидуально. Кто из них не относил к дорожной потребности ни одной серебряной ложки, а кто не возражал против отнесения к ней громоздких вещей, в виде кроватей и больших сундуков. Поэтому и результаты оказались довольно пестрыми. Но в общем, в равной степени все оказались ограбленными. Внешторгисты из эстонцев-коммунистов усиленно старались нанести материальный ущерб своим же соотечественникам. Советское правительство нарочно держит их с этой целью, натравливая на своих же, так же как на латвийской границе — латышей-коммунистов. И тут особенно старались женщины, которые, не стесняясь, забирали все до последней нитки. Конечно, многим удалось вступить в сепаратные соглашения, отделавшись потерей золотых или царских денег. Однако большинство сильно пострадало, что для многих было равносильно полному разорению и приезду на родину нищими.
116
Карахан Лев Михайлович (Караханян Левон Михайлович) (20.01(01.02).1889—20.09.1937) — дипломат. Родился в Тифлисе. Член РСДРП с 1904 г. В 1910—1915 гг. учился на юридическом факультете Петербургского университета. В 1915 г. арестован, осужден к административной высылке в Томск. В 1916 г. экстерном окончил Томский университет. В 1917 г. освобожден. Член РСДРП(б) с 1917 г. В 1917 г. член Президиума и секретарь Петросовета. В 1917—1918 гг. секретарь советской делегации на переговорах о Брестском мире. В 1918—1920 гг. заместитель наркома по иностранным делам РСФСР и член коллегии НКИД РСФСР. В 1921—1922 гг. полномочный представитель РСФСР в Польше, заведующий Восточным отделом НКИД СССР. В 1923—1924 гг. дипломатический представитель, в 1924—1926 гг. полномочный представитель СССР в Китае. В 1927—1930 гг. заместитель наркома по иностранным делам СССР. В 1930—1934 гг. 2-й заместитель наркома по иностранным делам СССР. В 1934—1937 гг. полномочный представитель СССР в Турции. Арестован 3 мая 1937 г. Расстрелян. Реабилитирован в 1956 г.