— Господи боже мой! С нами Крестная Сила! — пробормотала она, крестясь. — Что это творится такое? Была я в галерее, окна закрывала, как вдруг ветром вырвало из моих рук обе половинки, и меня чуть не опрокинуло. В это время я услыхала грохот, ровно камнями бросали в дверь князя, а ветер стонал и ревел на разные голоса, ну точно вот режут ребенка. И так стало страшно, что я убежала.
— Мы слышали то же самое… И вправду подумаешь, что сам Сатана приехал с ящиками этими, — прибавил один из лакеев.
Проворно внесли они последний ящик, заперли дверь и ушли в людскую.
Если бы в это время кто-то заглянул в комнату князя, то был бы очень удивлен. Около стола стоял бледный и озабоченный Алексей Андрианович. Из открытого чемодана он вынул крест на металлической ножке, в центре которого была вделана маленькая лампада из голубого хрусталя. Князь зажег ее, как и вставленные в три конца восковые свечи: свеча наверху была белая, а по бокам одна голубая, а другая красная.
У подножья креста была металлическая чашечка, и в ней курилось смолистое вещество, разливавшее сильный запах ладана, роз и сандала. Когда раздался шум, словно в двери бросали камни, князь взял кропило и крестообразно окропил все четыре комнаты сильной ароматической эссенцией. Затем, надев на шею голубую ленту с золотой звездой, посередине которой была глава Спасителя, князь помолился и лег в постель. А в коридоре еще продолжался необыкновенный шум, слышалось глухое ворчание, царапанье и мяуканье, но постепенно звуки стали затихать в отдалении и наконец совершенно смолкли.
Доктор ушел к себе мрачно озабоченным: душу его волновали многие противоречивые чувства. С одной стороны — стыд, угрызения совести и страх за будущее, а с другой — жгучая ревность к этому князю, который часто и внимательно посматривал на Мэри. Молодой человек был красив, богат и титулован — значит, соперник опасный. Как знать? Может, он уже произвел выгодное впечатление на молодую девушку, разочаровавшуюся в Вадиме Викторовиче благодаря разоблачениям генеральши? После ужина Заторский несколько раз пытался подойти к ней, но та явно избегала его. О, зачем завязал он эту позорную и преступную связь?..
Странный шум в коридоре он тоже слышал, но из-за плохого настроения не обратил на него внимания и лег.
Заторский чувствовал себя разбитым, голова его болела, и сон не приходил. Но вот мало-помалу его охватило оцепенение, тело точно свинцом налилось, и он не мог пошевелить пальцем. Все его чувства, напротив, точно обострились, а вокруг, казалось, все вибрировало… потом вибрация эта перешла в удивительно звонкую мелодию, звуки которой вызывали острую боль во всем его существе.
Вдруг тьма в комнате озарилась бледным розоватым светом, а подле окна он увидел клубившееся облако. Сероватый туман запестрел красными и золотистыми искрами и радужными переливами, точно на павлиньем хвосте или на крыле гигантской бабочки, потом дымка расширилась, удлинилась — и посреди комнаты вдруг появилась высокая женщина.
Это было очень юное создание с обаятельным и красивым бронзово-смуглым лицом. На женщине была газовая туника, вышитая золотом и блестками, — столь легкая и прозрачная, что едва-едва скрывала чудной красоты тело. Тяжелые браслеты украшали руки и ноги, блестящие узоры из драгоценных камней покрывали шею и поддерживали пышную массу сизо-черных волос, спускавшихся ниже колен. Большие и черные, изумительно блестевшие глаза жадно глядели на доктора, а сладострастная, но вместе с тем и жесткая усмешка приоткрывала пурпурный ротик. Затем она пустилась плясать. Беззвучно скользили голые ножки, гибкое и тонкое тело извивалось по-змеиному, а руки, словно шарфом, играли длинной веревкой из красного шелка. Продолжая танцевать, она приблизилась к постели и склонилась над доктором, а тот не мог шевельнуться. Ему казалось, что он чувствует горячее дыхание плясуньи, но затем он с ужасом увидел, что та сделала из веревки петлю и накинула ему на шею, говоря на незнакомом языке, который он, однако, отлично понял:
— Счастливец, ты будешь добычей Богини, а твое дыхание послужит ей живительной силой!
Таково было значение загадочных слов. В то же время незнакомка стала затягивать узел, а Заторский задыхался и отбивался, но его усилия были тщетны. Словно железным кольцом, стягивала веревка его шею, мозг, казалось, разлетался, и мысль «я умираю» молнией мелькнула в потухавшем сознании. Наконец ему показалось, что голова его закружилась, а сам он витает над мрачной бездной, и доктор лишился чувств.
Брезжил рассвет, когда Заторский открыл наконец глаза. Он лежал на полу неподалеку от постели и окоченел от холода, а голова ныла. Он встал, хотел напиться, но с удивлением увидел, что графин и стакан валяются разбитые на полу. И в эту минуту он вспомнил свой сон. Да, это был сон или глупый кошмар, как следствие вечерних волнений, а «видениям» ученый-скептик не верил, разумеется. Он вытер лицо одеколоном, принял успокоительные капли и опять лег, забывшись вскоре тяжелым сном.
За завтраком баронесса сказала смеясь:
— Радость приезда и рассказы Максимилиана, должно быть, подействовали на мои нервы. Он описывал мне разные эпизоды из своего путешествия, и вот я видела себя во сне в джунглях, за мною будто гнался огромный тигр и хотел укусить. Я так закричала, что разбудила своего бедного Макса.
— Да, я действительно имел неосторожность рассказать ей подробности одной охоты на тигра в бенгальских джунглях, — ответил барон, тоже смеясь.
Ни он, ни остальные не заметили странной насмешливой улыбки, мелькнувшей на губах князя, а барон уже повернулся к доктору.
— У вас не было ли тоже кошмаров, Вадим Викторович? Вы очень бледны, — сказал он вроде бы в шутку.
Доктор ответил, что плохо спал вследствие мучавшей его нервной головной боли, но теперь чувствует себя хорошо.
После завтрака барон объявил, что намерен распаковать ящики, в которых очень много интересного, и пригласил всех сопровождать его. Проходя через маленькую залу возле столовой, барон увидел нишу в стене, где стояла большая ваза с цветами.
— Как хорошо. Вазу эту надо убрать, а на ее место поставить статую, которую я привез. Это крайне любопытная древность, — прибавил он, довольный.
Затем все сошли в залу первого этажа, где стояли ящики, и барон прежде всего достал действительно великолепные подарки, привезенные им. Хотя он не предполагал, что у них будет гостья, но все же преподнес Мэри великолепный восточный газовый шарф, словно руками фей вышитый золотом и шелком. Затем вынули древности, оказавшиеся настоящей музейной коллекцией, и скоро остались нераспакованными только два ящика: один средней величины, а другой — огромный, помеченный красными знаками.
— Случай сберег нам под конец самое драгоценное из моей коллекции, — сказал барон, вынимая из малого ящика завернутый в шерстяные шали продолговатый предмет и бронзовый литой пьедестал.
Под шерстяной обмоткой оказалась сидячая статуя женщины величиной с пятилетнего ребенка. С ее шеи спускался на массивной золотой цепочке медальон в форме сердца, выполненный из камня, похожего на рубин.
— Это статуя богини Кали, весьма почитаемой индусами. Она принадлежала раньше Алексею Андриановичу, но, зная мою страсть к подобным редкостям, он великодушно пожертвовал ее мне. Должен прибавить, что со статуей этой связана трогательная драма с таинственной подоплекой, но историю эту слишком долго было бы рассказывать. Кроме того, — пояснил барон, — признаюсь вам, что из атеиста и полного скептика я сделался верующим, даже мистиком, убежденный доказательствами в правдивости изречения Гамлета, что «на свете существует многое, что и не снилось нашим ученым».
Баронесса громко расхохоталась:
— Как? Ты, Макс, сделался мистиком? Может быть, даже святошей? Ха-ха! Вот так сюрприз! Только я боюсь, что твое обращение поверхностно, и мне еще нужно время, чтобы убедиться в нем. А пока покажи скорее, что у тебя там, в этом исполинском ящике. Очень любопытно посмотреть.