— Ты не одинока. Силы добра охраняют тебя и поддержат. Если будешь тверда, то даже в случае смерти не теряй надежды. Взгляни, я начертаю в воздухе лучезарный крест, который будет блистать, несмотря на злые силы, и ты увидишь его, если призовешь имя Божие. Никогда не забывай, что крест непобедим и что все демоны ада бессильны бороться с символом Божества. Крест — печать Всевышнего.
Голос умолк, а трепетавшая Мэри не сводила глаз с креста, царившего в комнате, озаряя ее кротким сиянием. Присев на задних папах и ощетинясь, тигр также пристально смотрел на таинственный символ, но не проявил ни малейшего гнева и не двигался.
В эту минуту распахнулась дверь и появился Уриель, застывший на пороге, как вкопанный. Но через мгновение лицо его страшно исказилось и, откинувшись назад, он разразился градом кощунственных проклятий. Затем он поднял руки и произнес заклинание, а крест прикрыла как бы фиолетовая дымка, но все же он был виден.
— Ральда, немедленно иди сюда, к своему учителю! — угрожающим голосом крикнул он.
У Мэри появилось ощущение, что глаза сатаниста пронизывали ее, как раскаленными стрелами. Машинально, с кружившейся головой вышла она из комнаты в сопровождении Пратисуриа, который шел с опущенной головой и поджатым хвостом. Едва только за ними с шумом затворилась дверь, Уриель приказал Мэри идти за ним в лабораторию, а придя туда, он снова произнес заклинание и зажег курения, которые наполнили комнату густым, зловонным дымом. Затем он повернулся к стоявшей молча и точно ошеломленной Мэри, грубо схватил ее руку и гневно крикнул:
— Признавайся сейчас же, что проделывали здесь эти негодяи, воображающие, что могут вырвать тебя из наших рук? В недрах нашего лагеря они посмели водружать свой омерзительный символ… И все по твоей вине, глупая тварь, которая вместо того, чтобы мужественно сопротивляться, слабеет и дрожит от страха. На что ты похожа, безумная?! Немедленно читай магические формулы нашему повелителю! На колени перед Сатаной! — прибавил он, тряся ее, и потащил к статуе князя тьмы.
Но Мэри сопротивлялась. Ей чудилось, будто она видит сквозь черную дымку как блестит яркий крест, начертанный говорившим с нею раньше таинственным существом.
— Отпустите меня! — глухо пробормотала она. — Я подпишу документ об уступке братству всего наследства Ван-дер-Хольма. Ничего мне от вас не надо: бедной вошла я и такой же выйду отсюда, ничего не унесу. Относительно же ваших тайн я буду нема, как могила. Но только освободите меня, отпустите!.. Я задыхаюсь здесь, мне недостает воздуха! — и она протянула к нему стиснутые руки.
Уриель разразился таким звонким и глумливым смехом, что Мэри вздрогнула. Его высокая, тонкая фигура, бледно-зеленоватое лицо с горевшими злобой глазами и кривившая тонкие губы усмешка внушали страх; он был истинным сыном тьмы.
— Отпустить тебя? И только?.. Ха, ха, ха! Ты, кажется, воображаешь, что это так легко и что мы беспрепятственно отпускаем своих последователей? Разуверься, дорогая сестрица: твоя связь с братством слишком крепка и никогда не порвется. Неужели ты думаешь, что нам нужно твое тело? Нет, нам нужна твоя душа, и она-то будет неизменно служить нам. Берегись, предупреждаю тебя! Если ты дерзнешь противиться и допустишь, чтобы… те совратили тебя, то помни, в этом случае ты попадешь на завтрак Пратасуриа. Тигр разорвет тебя в клочья, а из окровавленных останков твоего тела вырвется душа, которая принадлежит нам, и поплатится за свое возмущение. Хорошо ли ты поняла меня, несчастная? Мы отдадим тебя в жертву разнузданным стихиям, и ты будешь их игрушкой. Образумься, глупая. На колени перед своим владыкой! Лобзай землю и проси прощения за свою слабость!..
Он грубо схватил ее за плечи, чтобы насильно поставить на колени, но Мэри не поддавалась, ее тонкое тело оказалось упругим, как стальной прут. Разумеется, ее сопротивление было бы скоро сломлено, но в эту минуту огненный луч пронизал воздух, а между Мэри и статуей появился голубоватый крест.
Уриель, словно пораженный ударом в грудь, отскочил и выпустил Мэри, которая, глухо вскрикнув, вытянула руки и пластом упала на пол.
ГЛАВА 5.
Очнулась Мэри в своей постели, чрезвычайно слабая и усталая. Голова ее была пуста и ей тяжело было даже думать. Сцена минувшей ночи совершенно изгладилась из ее памяти, и вообще, прошедшее казалось ей подернутым туманом, а в воспоминаниях были пробелы, которых она не могла заполнить.
Она позвонила, потому что проголодалась, и тотчас вошла хорошенькая девушка. Мэри внимательно взглянула на нее и ей показалось, хотя и смутно, что это не обычная ее камеристка, между тем бледное лицо этой горничной было ей знакомо, а странный взгляд ее фосфорически блестевших глаз неприятно действовал на нее.