Тело доктора Фюрста, положенное на подстилку из пахучих трав, собранных малайцами, было покрыто пальмовыми ветвями его верных друзей и слуг. Бледное лицо его было полно какой-то загадочной тоски, и юноши, смотревшие на него, не могли заметить в этих застывших чертах обычной холодной жестокости. После пережитой опасности, они чувствовали в себе прилив новых жизненных сил, и все окружавшее их казалось им еще более полным жизни.
В лесу разливалась свежесть раннего утра. Благоухание пробуждающихся растений наполняло глубоким трепетом все живущее. Невидимые хоры, укрытые в высоких кронах горделивых пальм, звенели серебряным звоном. И утренний свет скользил по зеленому морю, обрамляя пышными кружевами змеевидные лианы.
Ассистенты доктора стояли в глубокой задумчивости над трупом своего учителя, и на лицах их виднелось тяжелое горе.
Около них поместились малайцы, и поодаль с почти человеческой серьезностью теснились орангутанги, испытующе смотря на бездыханное тело, точно не веря, что властелин их никогда уже не проснется.
Один из ассистентов подошел к Арскому и Скиндеру и, указав на труп доктора, обрисовал личность убитого.
— Перед вами безжизненный труп, — сказал он, — великого чуда Природы, гения, какого земля носит, быть может, раз в тысячу лет. Почему мы не сумели сохранить его жизнь, равную по ценности миллиону жизней серого человеческого моря?!.. Почему мы не дали ему завершить грандиозное дело, равного которому не найти на всем протяжении столетий и тысячелетий?! Он нес миру разгадку, разгадку величайшей из тайн — тайны человеческой жизни, разгадку не только единства и целесообразности живого организма, но и сокровеннейшего явления природы — сознания. Потухла навсегда мысль титана, могучая, всеобъемлющая… Иссяк родник неисчерпаемых гениальных замыслов. Гордая воля, прорвавшая плотину моральных предрассудков и возвещавшая миру о новых ценностях, успокоилась навсегда. Навсегда…
Он тихо отошел от Арского и Скиндера, и они, под влиянием слышанных слов, увидели в лице мертвого Фюрста что-то сверхчеловеческое, что-то, что носило печать несомненной гениальности.
X
Бегство
Захватив часть связанных туземцев, не успевших освободиться во время битвы, ассистенты доктора Фюрста решили возвратиться на Борнео и продолжать там изыскания, недоконченные их учителем. Они приняли на себя руководительство экспедицией, и вскоре лесные чащи снова зашумели девственным шумом над головами путешественников.
Арский и Скиндер, с напряженным вниманием следившие за всеми участниками экспедиции, не могли не заметить, что надзор за ними в это время значительно ослабел. По-видимому, все — и люди и орангутанги — привыкли считать их за своих, и оружия, данного им доктором Фюрстом, никто не отнимал у них.
Надежда на удачное бегство с каждым часом росла.
Значительное число туземных пленников поглощало все внимание «охотников», и друзья поджидали лишь удобного момента, чтобы незаметно скрыться в море безграничного леса.
Такой момент вскоре им представился.
Уставшие после продолжительного дневного перехода, участники экспедиции крепко заснули, кое-как устроившись на первой попавшейся поляне.
Друзья, удостоверившись, что все спят, — даже оставшиеся на часах — захватили заранее заготовленные вещи и оружие и незаметно скрылись в лесу. Лунный свет, лившийся загадочной струей в лесные недра, мог представлять опасность для беглецов, так как преследователи могли их видеть. С другой стороны, этот свет облегчал самим беглецам возможность лучшей ориентировки в лесных чащах.
Первые минуты, казавшиеся Арскому и Скиндеру наиболее опасными, прошли благополучно — ничто не нарушало сонного молчания.
Очутившись на некотором расстоянии от поляны, друзья остановились — не слышатся ли тревожные признаки погони? Однако все было тихо. Сердце у беглецов учащенно билось, в груди спиралось дыхание, и дрожь сильнейшего волнения охватывала все существо. Только бы успеть подальше уйти!.. Только бы царила ничем ненарушимая тишь!.. И холод, и жар, сменяясь мгновенно, охватывали их, и напряжение всех органов чувств дошло до высшего предела.
Друзья осторожно пробирались среди густого леса, запутываясь на минуту в предательских лианах. Тогда им казалось, что они не выберутся из этой лесной вакханалии, и страх, холодный, как лед, сковывал их существо невидимыми щупальцами. Но выбирались они из лиан, надежда окрыляла душу взметенной светлой волной, и одна мысль владела всем существом — вперед, вперед!.. Иногда ломавшиеся под ногами засохшие ветки заставляли их на мгновение застыть в мучительном выжидании. Незначительный шум казался им в эти минуты оглушительным.