Маори чтут благоговейно души своих предков. Они чтут своих праотцов до такой степени, что само повторение имен предков есть молитва.
Среди одухотворенных стихий — солнце, море, земля — наиболее видное место занимает божество.
Все одарено полом. Свет опрокидывается на покорную землю — и рождается жизнь.
Среди звезд два пути: первый тьма с массой эпитетов (тьма взволнованная, тьма исторгнутая, тьма вверху, тьма внизу, земля); второй свет (свет яркий, свет спокойный, свет красный, свет белый, свет черный, свет облюбованный, небо).
Отец-небо и мать-земля любили друг друга, прижавшись один к другому, но бог лесов разъединил небо и землю — встали колонны деревьев, и небо с тех пор плачет дождем и светом.
К чему прикасался гений маори, все принимало совершенные формы. Татуировка, например, развита до полного совершенства.
Любя море, будучи природными мореходами, они преклоняются перед своей длинной ладьей, в производстве этого предмета достигли необыкновенной художественности. Вообще, творческая сила маори чрезвычайна.
Дети каменного века, со своими палицами они целыми столетиями боролись против бледноликих пришельцев, хотевших отнять у них человеческую свободу.
Любя песни и пляску, они даже во время битвы пляшут.
У них красивые женщины, которые умеют любить, умеют и биться вместе с мужьями и братьями. Они живут в стране, где царствует папоротник, где земля в творческом размахе разбросала причудливые растения, распростерла бледно-молочные озера, где вулканическая почва под ногами кажется неверной, где сияют тысячами светляки.
Красота маори — красота суровая, гармонирующая с «взметными утесами» и дикими дебрями.
Далее поэт рисует картину чудного, грезового, солнечного мира, где непрерывно раздается «органное пение» лазурных морей.
Если направиться вправо от Новой Гвинеи, приходится вступить в более светлый мир, голубой, горячий, золотистый мир лагунных морей и коралловых островов.
Там вечная весна и вечная нега…
Там не требуется одежды…
Там природа не требует труда.
Труд постольку там является нужным, поскольку он там необходим для того, чтобы чувствовать себя в полной гармонии с миром.
Кокосовая пальма, бананы, хлебное дерево — это настоящие природные житницы.
Беззаботность — нет мысли о завтрашнем дне — делает людей счастливыми, умеющими радоваться на каждую минуту жизни.
Символом голубого Тонго и золотистого Самоа является высокая пальма с крылатыми листьями, а вместе эти острова — светлый успокоительный храм.
Острова счастливых (Полинезия) полны неиссякаемого очарования. Кругом волшебная глазурь вод и теплая ласка воздуха. И переживания, которые овладевают душой, кажутся навеянными ожиданием неведомого признания в любви.
Душа услажденно радуется теплому морю. Единственная, заставляющая вздрогнуть, красота воздушного видения «тонкой резьбы коралловых островов», окаймленных пальмами, возносящимися из воздушно-изумрудных вод лагунных морей.
Удивителен цвет лагунного моря, напоминающий нежные зелено-голубые переливы, «голубой сон, приснившийся кораллу», это — цвет, который не может быть рассказан. Нет в мире ни одного цвета, который можно было бы сравнить с изумрудом лагунных морей…
Далекие сны здесь сбываются.
На острове Тонго всюду слышен смех — смуглолицые тонганцы и тонганки улыбаются, смеются.
Прекрасные юные тонганки не такие смелые, как девушки на Самоа, но в то же время они удивительно просты и хороши.
Остров Самоа — это улыбчивость постоянного солнца неизменяющего, это — царство плодов, цветов.
Когда приходится плыть на ладьях по мелководью среди коралловых рифов вблизи этого острова, можно перегнуться через край ладьи и увидеть внизу целые коралловые леса — голубые, белые, розовые; проплывают большие, красивые рыбы. Береговая линия обрамлена кокосовыми пальмами. Потухший вулкан порос лианами и бамбуком.
О благородном характере самоанцев может служить следующее свидетельство. Когда корабли белых, пришедших для уничтожения туземцев, начали гибнуть от бури у береговых рифов острова, самоанцы бросились спасать своих неприятелей.
Бальмонт приводит разговор на самоа с одним немцем. Он спросил немца, почему рабочие на плантациях здесь только китайцы. Оказалось, потому, что самоанцы слишком горды, чтобы работать. Самоанцев никогда не заковывают, потому что среди них нет преступников. Между ними нет ни убийств, ни воровства; неизвестны им самоубийства и сумасшествие.