Александр Михайловский, Александр Харников
В царствование императора Николая Павловича. Том первый
В те времена далекие, теперь почти былинные,
Когда срока огромные брели в этапы длинные.
ВМЕСТО ПРОЛОГА
Крестьяне села Заречье, расположенного неподалеку от Шлиссельбурга, не могли не нарадоваться на своего нового барина. Ведь старый барин не баловал их вниманием. Он лишь требовал от управляющего имением побыстрее собрать оброк, продать его, и переслать выручку от продажи даров скудной северной землицы в Санкт-Петербург. Старый барин был заядлым игроком, и практически все свои деньги проигрывал в карты. Поговаривали, что и Заречье он продал нынешнему хозяину села, чтобы рассчитаться с карточными долгами.
С первого же своего приезда отставной майор Виктор Иванович Сергеев пришелся по душе всем жителям Заречья. По его внешности и привычке держать себя сразу было видно, что перед ними старый служака. Несмотря на малый рост и изрядный животик, он сохранил военную выправку, которая сразу отличает настоящего боевого офицера от штатского чиновника, просиживающего целыми днями в каком-нибудь присутственном месте за казенными бумагами. Похоже, что отставному майору пришлось немало повоевать – он при ходьбе слегка прихрамывал, а его высокий с залысинами лоб наискось пересекал шрам.
Новый барин сразу же, буквально с первого же своего приезда начал наводить в селе порядок. Для начала он дал хорошую нахлобучку старосте за то, что сельские улицы содержались в неисправном состоянии, а избы крестьян давно не чинились. Влетело старосте и за то, что барский дом, в котором прежний владелец практически не бывал, пришел в запустение, а сад, прилегавший к усадьбе, зарос травой и кустарником, а дорожки в нем были завалены ветками и прелой листвой.
Целую неделю дворня, получившая крепкий нагоняй за лень и небрежение к хозяйскому добру, бегала, словно наскипидаренная. Барин никому не давал спуску. Староста Фома, привычно начавший жаловаться на непогоду и прочие, с его точки зрения, уважительные причины, помешавшие ему содержать в должном порядке барский дом, был с позором изгнан со своего поста, и отправлен работать скотником в хозяйский хлев. А на его место Виктор Иванович поставил конюха Степана, который сразу же понравился барину, показав свои расторопность и хватку.
Скоро мужики поняли, что барина не обманешь, не заговоришь ему зубы, потому что, хоть он и был дворянских кровей, но сельскую жизнь и крестьянскую работу знал досконально. Он, словно всю жизнь занимался этим, безошибочно угадывал время сева, и время уборки ржи, он мог самолично взять в руки косу-литовку, и пройтись вместе с мужиками по лугу, мог сам запрячь лошадь в телегу, и подоить корову.
Правда, всеми этими делами барин особо не увлекался, считая, что у каждого в этой жизни есть своя работа. И мужики с этим были полностью согласны.
Еще умел новый барин работать с железом. Причем, слесарное дело он знал досконально. Сельский кузнец Серафим, в кузню к которому в первый день своего приезда забрел новый владелец поместья, после разговора с отставным майором еще долго восхищенно качал головой, приговаривая: «Да, голова! Сколько он знает-то! Сразу видно – настоящий мастер!».
Барин потом часто захаживал к кузнецу, и они вместе с Серафимом часами возились с железом, изготовляя какие-то чудные приспособления, ремонтировали плуги и бороны, мастерили хитрый слесарный инструмент.
Еще Виктор Иванович Сергеев умел и любил чинить самые тонкие механизмы. Когда в барском доме стараниями нового старосты навели образцовый порядок, барин самолично отремонтировал старинные напольные часы немецкой работы, которые уже многие годы считались безнадежно испорченными. Часы снова начали ходить и отбивать положенное время. Перечинил он и все сломанные охотничьи ружья, оставшиеся в доме в наследство еще от старого владельца имения.
Стрелком барин тоже оказался отменным – сразу видно, старый вояка. Ходил он и на охоту, правда, редко, так как был постоянно занят разными делами по хозяйству. Время от времени уезжал он в Петербург на неделю и более. Крестьяне и дворовые во время его отсутствия не ленились – они знали, что когда барин приедет, то за все упущения будет строго спрошено с нерадивых или ленивых.
Виктор Иванович Сергеев был вдов. Жена его умерла давно, но отставной майор, несмотря на бравый вид и крепкое здоровье, так вновь и не женился. С деревенскими девками он не баловался, хотя порой тайком и заглядывался на ту или иную аппетитную молодицу, строившую ему глазки.
У барина был единственный сын, который, по слухам, так же, как и отец, служил когда-то в армии. Поговаривали, что службу он нес в одном из полков гвардии. О своей службе молодой барин почему-то не любил рассказывать. Сына Виктора Ивановича звали Николаем. Рассказывали, что он поучаствовал в войне на Кавказе с немирными горцами, был там ранен, и по ранению же вышел в отставку.
Ранение у молодого барина было тяжелое – пуля абрека-чеченца выбила ему левый глаз. Николай Викторович выжил, но теперь вынужден был закрывать пустую глазницу черной шелковой повязкой.
Жил он большей частью в столице, и в гости к отцу в Заречье приезжал довольно редко. По какой части служил в Петербурге сын хозяина поместья, никто толком не знал, а он сам об этом не рассказывал. Был он, несмотря на свое увечье, крепок, ловок и силен. Порой, развеселившись, Николай Викторович вызывал померятся силушкой и удалью самых сильных сельских парней. Росту он был среднего, да и на богатыря похож не был, но несмотря на это он ловко укладывал всех своих супротивников на землю какими-то хитрыми приемами. Поговаривали, что научился он им у казаков-пластунов, которые, по слухам, были в этих делах большими мастерами.
Разгорячившись во время борьбы, молодой барин порой скидывал на землю свой сюртук и рубаху, оставаясь в одной исподней сорочке, сплошь расчерченной тонкими синими полосками, и почему-то без рукавов.
Тогда можно было заметить у него руке у плеча странную синюю наколку – рисунок человека, болтающегося на веревках под чем-то, похожим на перевернутую лодку, и еще какие-то буквы. Ивашка Дудкин, который за два лета научился у местного попа читать и писать, сказал, что это были буквы «ВДВ».
Николай Викторович, когда его спросили про это чудное слово, ответил, что буквы означают сокращение слов «Войска дяди Васи», после чего долго и заразительно смеялся. Кто такой этот «дядя Вася», и почему у него есть свои собственные войска, молодой барин так никому и не сказал.
Раз в месяц, а то и реже, в поместье к хозяину приезжали в гости его приятели. Все они были людьми степенными и уважаемыми.
Первым обычно прикатывал на своей двуколке, запряженной одной лошадью, известный столичный лекарь Юрген Готлибович Шмидт. Был он высоким, худощавым и улыбчивым. Одевался Юрген Готлибович скромно, но аккуратно. По его имени и отчеству всем было понятно, что лекарь родом из германской земли. Но по-русски говорил он очень хорошо, и лишь иногда вставлял в свою речь немецкие слова.
Врачом господин Шмидт был отменным. В этом смогли убедиться некоторые хворые жители Заречья, которых, буквально с того света вытащил Юрген Готлибович. Лечил он больных какими-то чудными немецкими пилюлями и микстурами. Но помогали они хорошо. От этих лекарств пропадала и лихорадка, и огневица, и боль в сердце.
Удивительно, но немец хорошо знал лечебные свойства местных трав, и не раз удивлял сельскую травницу, бабку Василису, своими рассказами о том, как та или иная травка помогает от разных болезней. Немец знал больше, чем бабка Василиса, которая свое умение лечить травами получила от своей прабабки, жившей в этих краях еще со времен царя Петра Ляксеича.
Вторым обычно приезжал в Заречье на собственной карете запряженной четверкой лошадей отставной поручик Александр Павлович Шумилин. Был он живым и подвижным мужчиной с уже хорошо заметной лысиной и седой бородкой. Чем-то он был похож на хозяина поместья – такой же круглый живчик, не по годам шустрый и веселый.