— Но тогда я никак не подхожу! — прервал я своего собеседника. — Они же сразу обнаружат, что я ученый, и откажутся дать мне что-либо, кроме инстинктов.
— Ты просто не будешь ученым, — улыбнулся президент Всеземного НИИ. — Мы собираемся выкачать из тебя все до крошки научные знания, которыми ты сейчас обладаешь.
— И что будет дальше? — спросил я, чувствуя, как сердце у меня падает в пятки.
— А дальше ты пройдешь тест, который дадут тебе ганимедяне, и результаты окажутся отрицательными. В твоем распоряжении останется лишь часть разума, необходимая, чтобы поддерживать жизнедеятельность тела. Но в таком состоянии полного невежества ты будешь не в состоянии раскрыть секрет. Поэтому на помощь тебе я заранее отправил туда дилетанта, кажется, твоего друга, Уилла Карриста, который повез запись твоих полных знаний. Ты полетишь на Ганимед, зная лишь, что у вас с Уиллом назначена встреча. Он поможет вернуть тебе твои знания, и тогда ты сможешь понять суть секрета, который так рьяно охраняют ганимедяне. Затем ты пойдешь в местное отделение «Бюро переноса сознания», и они вернут тебя на Землю. Вот. Все очень просто.
— А опасность от самого Юпитера?
— Война не начнется еще несколько месяцев, так что они ни в коем случае не станут проявлять преждевременную активность. Из этого источника не предвидится никаких опасностей.
— Какие другие ловушки?
— Никаких… если ты будешь соблюдать осторожность.
Всё было так, как он и сказал, и вот теперь я был полнейшим дилетантом и невеждой, едва-едва зная основные принципы управления кораблем, который нес меня через космос.
Я высадился на Ганимеде, небольшой холодной луне примерно в 3 700 километров в диаметре и с маленькой силой тяжести на поверхности.
Несмотря на то, что Ганимед был вдвое меньше Земли, горизонт тут казался очень далеким. Справа я видел диск Юпитера, покрытый широкими полосами. Он заполнял почти четверть небосвода, а нижняя часть его была заслонена еще одной луной. Слева восходило Солнце — медно-красный диск размером с десятицентовую монету. На Ганимеде не было ночи весь ее короткий год — составлявший семь дней, три часа и сорок две минуты, — а большую часть времени висели лишь бледные, туманные сумерки.
Я приземлился перед «Бюро переноса сознания» около шестнадцати часов. Разумеется, по земному времени. Выбрал самый тяжелый шлем, какой только мог найти, и обувь из тяжелого металла. Таким образом, я увеличил свой вес примерно до трех четвертей обычного.