Именно так я его и увидел.
В нескольких метрах от меня и Глэсс, на верхней ступеньке лестницы, ведущей к порталу церкви, стоял мальчик. Когда он поймал мой взгляд, на его ярко-алых губах промелькнула легкая улыбка. Он был чуть выше меня и, возможно, немного старше. На меня смотрели глаза, темные, как у Дианы. На бледный лоб спадала прядь черных волос.
Глэсс обернулась и проследила за моим взглядом. Неожиданно она подняла руку и, к моему неописуемому разочарованию, помахала ему. Не заметить ее он не мог – в конце концов, она стояла прямо возле меня. Но он не отреагировал, оставшись неподвижно стоять у церковных врат, как восковая статуя. Улыбка исчезла с его лица, но глаза сверкали и прожигали дыры в моем пальто.
– Глэсс, прекрати!
Я вздрогнул, не узнав свой собственный голос. Глэсс засмеялась и помахала ему снова. Я ударил по ее вытянутой руке, но промахнулся и растянулся на оледенелых булыжниках мостовой. Во рту разлился соленый вкус крови – я прокусил губу, – и, чертыхаясь достаточно громко, чтобы Глэсс это услышала, я поднялся, покраснев до ушей, но мальчик исчез.
– Зачем? – набросился я на нее. Я был так зол и растерян, мне было настолько стыдно за нее и за свое падение, что хотелось ее убить. – Зачем ты ему махала?
Вместо ответа Глэсс показала на мужчину и женщину, которые вяло, как гонимые ветром листья, плелись друг за другом куда-то в метель. Тело мужчины было скрючено, он хромал на левую ногу, а лицо женщины, наполовину закрытое съехавшей набок меховой шапкой, казалось, сшил из первых попавшихся деталей вдребезги пьяный портной – настолько оно было кривым. Рта же почти совсем не было видно, и дыхание вырывалось из щели между еле заметными губами с тихим свистом.
– Посмотри на них, несчастных, – тихо произнесла Глэсс и добавила уже громче: – Это не город, а чертова помойная яма.
Я не понимал, о чем она говорит, но ее тон, в котором явственно ощущалось превосходство, испугал меня. Глэсс положила мне руки на плечи, наклонилась и вновь кивнула в сторону удалявшихся мужчины и женщины, исчезавших за завесой снега, как домик, когда я тряс снежный шар.
– Люди в этом месте, – сказала она, указывая на окружавшие нас дома, – уже сотни лет связаны друг с другом и считают, что так и должно быть. Но эти же люди возненавидят тебя, когда рано или поздно ты найдешь того самого, кто тебе понравится.
Я все еще злился на нее, но не мог не признать, что она была права. Визибл был волшебным местом, а Глэсс – совершенно волшебной матерью, и вместе они создавали мир, где мы жили по законам, которых не признавали маленькие человечки, обитавшие снаружи. До того момента мне казалось, что Глэсс взяла меня с собой лишь для того, чтобы по секрету сообщить, что ждет ребенка, но она могла найти для этого и другую возможность. Теперь я был склонен думать, что истинной целью нашей прогулки было показать мне ее отношение к этим людям. При воспоминании о том, с каким выражением лица она говорила о них, у меня мороз пробегал по коже.
По дороге домой мы не обмолвились ни словом. Только войдя в дом, я собрал все свое мужество и спросил:
– Почему ты помахала ему?
Она сняла сапоги, собрала рассыпавшиеся по плечам волосы в хвост и задумалась.
– Потому что мне показалось, что он тебе понравился, – наконец ответила она. – Ты ведь знаешь, что существует любовь с первого взгляда? Любовь, которая заставляет забыть про ветер и стужу.
– А ты когда-нибудь влюблялась с первого взгляда?
Она невольно выпрямилась.
– Это было давно. Я сварю нам какао, дарлинг.
Сапоги были небрежно брошены в дальний угол шкафа, и Глэсс исчезла в глубине неосвещенного коридора. Она передвигалась в темноте, как кошка. Пока я снимал пальто, у меня из головы не шла мысль о том, имела ли она в виду моего отца.