И в эту минуту в нем пробудился Лукомцев.
— Друг мой, какое диво! — взволнованно забубнил граф. — Эта лебединая шейка, а эти точеные перси, а эта восхитительная линия бедра!.. И ты можешь, несчастный, спокойно возлежать на диване?
Слава медленно встал и подошел к двери в другую комнату. Валя обернулась и испуганно ахнула.
— Славик, немедленно уходи! Не смей входить!
— Позвольте, сударыня! — бормотал Слава графским голосом. — Да будет мне разрешено выразить свое невыразимое восхищение! Несчастный умирающий от любви у ног божественно прекрасной…
И он рухнул на колени заученным движением, какого и не подозревал в себе. Валя отшатнулась и закричала:
— Слава, ты взбесился! Дай мне одеться.
Руки Славы, никогда не страдавшего слабостью, вела воля многоопытного графа. Слава стиснул Валю и жадно стал целовать ее. Она пыталась защищаться, но он был много сильней.
— Помогите! — отчаянно крикнула Валя, когда он швырнул ее на диван и навалился сверху. — Слава, Слава, что ты делаешь? Пусти меня, умоляю тебя!
— Не пущу, не надейся! Будешь моей! — прорычал Слава бешеным графским голосом. И этот вырвавшийся из него крик подействовал на него самого больше, чем Валины мольбы. Валя, обессиленная, уже почти не сопротивлялась, а он вдруг отскочил от нее.
— Будешь моей! — уже без уверенности повторил граф, а Слава, сатанея, заорал:
— Врешь! Не дам тебе Валю!
Ему и впрямь казалось, что он защищает Валю от кого-то чужого.
Валя вскочила и убежала в другую комнату. Спустя минуту она воротилась в наглухо застегнутом халатике. Слава сидел на диване, обхватив голову руками. Голова ощутимо раскалывалась на части.
— Валечка! — простонал Слава, сгорая от стыда. — Прости, Валечка, это был не я!
Она села рядом и нежно обняла его.
— Да, я знаю, это был не ты! — она всхлипнула, содрогнувшись. — У тебя было такое зверское лицо! Это был граф, правда?
— Кто же еще? Ты не сердишься, Валя?
— На тебя не сержусь. А его ненавижу! Какое он имел право хватать меня?
— Конечно, никакого. Поэтому я и защитил тебя от него.
— Защитил! — буркнул откуда-то из-за стенки в мозгу граф. — Самому себе помешал! И сам не ам и другому не дам. Не потомок, а собака на сене.
— Я сразу, я сразу поняла, что это не ты, — продолжала всхлипывать Валя.
Слава спросил, — ему вдруг стало очень важно удостовериться, и заодно уязвить графа:
— Валечка, а если бы это был я?
Она перестала всхлипывать и ответила сердито — даже отодвинулась подальше:
— На глупые вопросы не отвечаю!
Он настаивал, все больше волнуясь:
— Нет, ты скажи. Мне очень нужно знать! Валечка, ну!
Она вдруг засмеялась:
— Все-таки не скажу!
— Но почему?
— Не хочу, чтобы твой граф услышал. Ему этого знать не надо!
Слава вскочил, схватил Валю на руки и стал с ней прыгать по комнате. Задыхаясь от смеха и поцелуев, он зацепился за ковер, и оба упали.
— Хватит, милый, — шептала Валя между поцелуями. — Уже пора. А то наделаем глупостей!
На улице жара уже спала. Валя с беспокойством сказала, что рабочий день кончается, они, кажется, опаздывают к назначенному времени. Слава смеялся, ему было хорошо — ну, опоздаем, ничего страшного. Валя побежала, он обогнал ее, она догнала и побежала впереди. Так они бежали и на всю улицу хохотали, сопровождаемые недоуменными взглядами прохожих. По коридорам института уже густо двигались уходящие сотрудники, когда Слава постучал в комнату эдиссонов.
Посреди комнаты на столе возвышался хорошо знакомый Славе аппарат. Отремонтированный, дополненный какими-то новыми приборами, он мерно гудел и помаргивал цветными стеклянными глазками. Трое физиков возились около него, ни один не обернулся к вошедшим…
— Ребята, мы пришли! — весело сообщила Валя. — Готовы вытрясать душу. Где Славе сесть?
Семен молчаливо поставил перед аппаратом стул. Вовочка торжественно возвестил:
— Валя, ты заблуждаешься. Душу у Славы вытрясать не будем. Последние успехи физиков неопровержимо доказывают, что человек без души, то есть без своего индивидуального комплекса волновых излучений мозга, совершенно бездушен. Я хотел сказать — он уже не человек, даже ниже животного, ибо и животные излучают. Короче, душа у Славы останется, но мы ее маленечко переконструируем. Иначе говоря, настроим на иной комплекс излучений.
Слава почувствовал беспокойство. Он хотел освободиться от внедренных в него давно почивших родственников, а не реконструировать душу. И вообще — на кой ему иная душа? Формула насчет излучений звучала почти зловеще. Валя догадалась, что его тревожит и прямо спросила:
— Ребята, говорите честно, что вы собираетесь делать?
Шура рукой отстранил ринувшегося в новое объяснение Вовочку и непреклонно сказал:
— Будем исправлять ошибки первого эксперимента. Тогда мы усилили комплекс отрицательных эмоций, то есть активизировали волновые излучения, порождаемые дурным характером. В результате — возникли фантомы гипертрофированных отрицательных эмоций. Сейчас подавим отрицательные волны и стимулируем положительные.
Внешне это походило на Славины размышления о причинах всего произошедшего. Но было и важное отличие. Не приведет ли усиление положительных эмоций к появлению новых фантомов? Если внедрившиеся в него дурные предки исчезнут, это хорошо. Но что хорошего в хороших предках? Пусть они все — и дурные, и хорошие — мирно почиют в прошлом. Он хочет быть самим собой — и в настоящем и в близком будущем!
— Давай руку! — сказал Семен: он, как и в первый раз, предпочитал не говорить, а действовать. — Не правую, а левую.
— Постойте, хлопцы! — воскликнул Слава, пряча обе руки за спину. — Нужно предварительно маленькое уточнение. Вы собираетесь сделать меня хорошим, так?
— Во всяком случае, лучшим, чем ты сейчас, — деловито успокоил его Вовочка. — Полностью хорошего не выйдет, не тот объект. Ты не сердись, я не хаю тебя, но правда нам всего дороже. И возможности науки не безграничны, сам понимаешь.
Слава опять не дал левую руку Семену, который старался ее схватить.
— Тогда скажите… — И Слава ляпнул, как бросился в воду: — Будет ли меня любить Валя, когда я переконструируюсь?
— А сейчас она тебя любит? — скептически поинтересовался Шура и с сомнением посмотрел на покрасневшую, растерянную Валю.
— Сейчас любит, — с неожиданной уверенностью сказал Слава. — Вот такого, как я перед вами, — плохого, замученного вашими экспериментами, с бригадой скверных предков в душе, или, по-вашему, набором дурных волновых излучений. А после нового эксперимента будет любить? Другого?
— Этого мы не можем гарантировать, — одновременно сказали Вовочка и Шурик.
— Этого никто не гарантирует, — мрачно добавил Семен.
— Любовь, как мы недавно установили, такой запутанный клубок излучений, — разъяснил Шура, — что наш институтский компьютер, очень мощная машина, поверь мне, перегорел при анализе примитивного увлечения Вовочки одной лаборанткой. А увлечение продолжалось гораздо меньше времени, чем его анализировал компьютер.