В 1962 г., когда Кеннеди говорил о скором полете на Луну, как мечте американского народа, а Гагарин уже облетел Землю, в Северном Йемене официально отменили рабство. Бывшие рабы к моему приезду еще, естественно, были во многом числе живы, в госпитале у нас работал один такой огромный негроид с вырванной ноздрей, санитаром. На улицах встречались еще старушки с выколотыми глазами — это было поветрие такое в 30 годы, говорят, девушек, что осмелились открыть лицо, начитавшись книг иностранных, просто ослепляли. Понятное дело, что в 70-ые годы такого варварства уже не было, по крайней мере в городах, но влияние фундаментального исламского закона, шариата, можно было видеть весьма в экзотичных формах. Я застал (по времени, но не по присутствию, к сожалению, просто опоздал!!!) одну из последних смертных казней через отрубание головы — каменная колода, на которой этот процесс имел место быть была еще ржавой от крови, и располагалась на самой центральной площади Саны, площади Тахрир, то бишь «Освобождения». (Официально «освобождением» считалась дата июльского военного переворота, 1962 г. покончившего с монархией, так называемым «мутаваккилийским ( араб. — опирающемся на Всевышнего, во как!!) королевством». Танк Т-34, на броне которого в королевский дворец въехали восставшие офицеры, и залп которого возвестил начало новой эры, стоял в Сане на почетном месте перед Президентским дворцом, не знаю, там ли он сейчас. А тогда его йеменцы ласково называли «наша Аврора». (Нам льстила, конечно, такая историческая параллель). А казнили тогда методом декапитации серийного насильника, и, надо сказать, в обществе этот факт вызывал лишь однозначное одобрение.
На улице можно было часто увидеть «делегацию» с гор — впереди важно шагает глава семейства, в традиционной юбке, с кривым кинжалом — «джамбией» под пупком на животе, автомат Калашникова за плечом, а за ним семенят 3–4 жены, чаще всего, в черных хиджабах, иногда в более цветастых национальных платьях, но все, безусловно, с «закрытыми личиками», что твоя Гюльчатай. Таков порядок, и улыбку такая процессия могла вызвать только что у иностранцев, йеменцам же подобная маршевая дисциплина казалось вполне в порядке вещей. Настоящая «джамбия», кстати, по стоимости доходила до 4–5 тыс. Тогдашних долларов США, но это, конечно, с настоящей рукоятью из кости абиссинского носорога. Но это понятно.
С юбками этими связано мое первое серьезное разочарование! Утром следующего после прилета дня я вышел на «фок» четырехэтажного дома, (так называлась на нашем русско-арабском сленге плоская крыша). Осмотрелся вокруг, все незнакомое, горы пооддаль, минаретов сорок-сороков, пыль на улицах, а по улицам расхаживают фигурки в юбках, много фигурок, и лишь некоторые фигурки — в брюках. «Мать честная, сколько девчонок!» — пронеслось в голове, «И чего ж там говорили, что с этим делом в Сане — полный облом, а тут, на тебе!!».
Радость моя была недолгой, ровно до того момента, как я спустился с крыши на грешную землю и воочию уже лицезрел перед собой толпу йеменцев, всех мужчин как один, и всех, естественно, в юбках, ну одежда у них такая мужская повседневная, юбка. Не килт, конечно, но тоже оригинальный элемент культуры, причем в обоих Йеменах на тот впериод времени.
А в первый же день я столкнулся с еще одним специфическим феноменом. Нас привезли к жилому дому, больше похожему на гигантскую глинобитную хату о четырех этажах, цвету белого, сказали, что это и будет, дескать, ваш дом теперь, под названием «Хабура». Хабура это искаженное сокращение арабского «дар-аль-хубара», т. е. «Дом Специалистов», и по иному никто и никогда этот островок советской военной миссии в Сане не называл. Мы вышли из автобуса, размялись, и смело взялись за ручки чемоданов, чтобы двигаться на 3-ий, по-моему, или на 4 этаж, где нам выделили комнату на двоих с Толиком. Старожилы — переводчики, улыбаясь, нас отстранили от этой затеи, взяли чемоданы и потащили их наверх, как заправские белл-бои в отелях. Мы переглянулись, удивились, но потопали за своими вещичками вверх по крутой каменной лестнице, освещаемой лишь некрупными выбоинами в стене, в размер книги разве что, которые оказались окнами в традиционно арабском понимании (экономия каменной прохлады за счет сокращения воздухотока, этот архитектурный императив я потом часто встречал в старых постройках — до-кондиционерного века — практически всех арабских стран, а тогда было в диковинку!.) Идем за чемоданами. На втором этаже глаза стали вылезать из орбит и дыхание стало напоминать последние секунды жизни затравленного бегемота. «Вы передохните, ребята», — посоветовали товарищи. Можно подумать, у нас был выход!!!