— Спать, — сказал он, еле ворочая языком. — Очень нужно. Здесь буду.
Эней выключил свет и оставил его в темной прохладной ванной.
Сейчас он мог просто прикончить варка — удар посеребренным ножом в сердце, потом отрезать голову, и тот ничего не ощутит в дневной летаргии. Но рука не поднималась. Удивляясь сам себе, Эней закрыл дверь. До сумерек он был в относительной безопасности. А вечером посмотрим. Это был нетипичный варк. Явно недавно инициированный и не прошедший подобающего обучения. Похоже, что-то человеческое в нем ещё оставалось. Стоило попробовать доставить его к Стаху на базу — ведь такого случая может больше не представиться.
Вечером варк выбрался из ванной. Переломы зажили бесследно, и был он чистенький, бодрый и вполне уже успокоившийся. Эней ему даже позавидовал. Сам он чувствовал себя не слишком хорошо: его слегка лихорадило, рана горела огнем, грудь вспухла и правая рука была абсолютно недееспособна.
— Нам нужны ботинки, — сказал он. — Футболка и куртка. Так что мы сейчас поедем и взломаем один секонд-хенд.
— Никаких «нас», стрелок. Поеду я, а ты лежи и набирайся сил. Где этот секонд?
Эней объяснил, где: на Соколе, ровно посередине между Победой, где была разгромленная квартира, и этим мотелем на Запорожском Шоссе, где Ростбиф устроил запасной опорный пункт.
— А потом в аптеку, — от себя прибавил варк. — И в какой-нибудь «Жуй-пей». Жрать-то надо, а?
Эней не хотел есть, но признал, что да, надо — хотя бы и через «не могу».
— Поедем вместе, — повторил он.
— А смысл? Боишься, что я смоюсь на твоей машине? Я и так смоюсь, если захочу, ты это сам понимаешь. Ну, пострадаешь ещё немного. Ну, потеряешь ещё ложки три крови. На кой тебе это надо? Лежи, дыши, приходи в себя. Я вернусь, вот увидишь. Я тебе обязан.
Варк, который признает, что чём-то обязан человеку? Что-то очень большое сдохло в лесу…
Эней попробовал встать с кровати, но варк уже исчез за дверью, а через четверть минуты машина выкатилась из гаража.
Эней обругал себя доверчивым идиотом и снова лег. В одном варк не ошибался — ему нужно было копить силы.
— Подумать только, до чего я опустился, — пробормотал Игорь, когда замок — совершенно несерьезный замок на двери в подвальный магазинчик — со щелчком поддался и дверь открылась.
Он брал богатые дома и банковские хранилища. Он разгадывал сложные многосоставные комбинации шифров. Он пауком пробирался среди пронизывающих коридоры лазерных лучей. И вот пожалуйста — он берет секонд-хенд… И для чего? Чтобы добыть ботинки взамен непоправимо изуродованных и ещё какие-то шмотки.
Что жизнь — театр абсурда, его не нужно было убеждать лишний раз. Они приехали с Миленой в Екатеринослав, потому что из всех крупных городов Восточной Европы он слыл самым сонным, закоснелым и зачуханным. Анус мунди. И в этой дыре Милену схватили на вторые сутки, схватили по-глупому: зашла в туалет, увидела там вкусную добычу — а поблизости оказалась баба из местной ночной спецуры, а Игоря — наоборот, не оказалось… как будто он не знал, что за три дня до полнолуния её даже поссать одну нельзя отпускать, так её начинает крючить…
Нет, хватит… иначе мысль снова забегает по привычному и обрыдлому кругу: «а вот если бы я сделал то-то…» Сосредоточимся на настоящем, — Игорь пошевелил пальцами босых ног. На ботинках.
Ботинки было жаль — удобные, привычные, они служили ему верой и правдой. Вряд ли тут можно найти что-то подобное.
Эту мысль Игорь поймал за хвостик — надо же, ещё утром собирался красиво помереть, а теперь оплакивает свои верные ботинки! Это, наверное, что-то вроде душевного наркоза — когда действительно глубокие переживания замораживаются, уходят в темный угол, а всякая ерунда помогает перекантоваться. И ещё этому террористу надо что-нибудь найти. Чёртов автоматчик словно встряхнул его за шкирку — жить опять захотелось, сразу и резко.
Вопрос только в том, как жить. Игорь чувствовал приближение Жажды. Раненый террорист был агнцем, в нем ярко пылал белый факел, и от запаха его свежей, чистой крови сносило крышу. Перевязывая его утром, Игорь едва удержался, чтобы не облизать пальцы. Но удержался. Знал, что если сделает это — сорвется. Придется найти кого-нибудь и сожрать, напиться крови до отвращения, чтобы заглушить желание, с которым не справятся ни курево, ни водка…