Как обстоит в этой области дело сейчас? К сожалению, и сейчас продолжается вербовка агентов, причем методы, которые применяются сейчас, почти не отличаются от тех, которые применялись раньше.
Для примера - возьмем деятельность Управления по делам Русской Православной Церкви Комитета госбезопасности.
Управление весьма усердно занимается вербовкой агентов в стенах Духовной Академии в Загорске. Процедура вербовки следующая: обычно студент вызывается в военкомат, где взрослый дядя в майорском чине заявляет ему следующее: "Вы вполне советский человек; мы вас знаем и мы вам верим. У вас в Академии бывает много иностранцев, среди них имеются и шпионы. Вы, если заметите их, поможете нам разоблачить их?" - "О да, конечно, я в этом вам помогу". - "В таком случае подпишите" - и растерявшемуся парню подсовывают бумажку, в которой содержится обязательство общего порядка помогать органам КГБ. Очень часто случается, что неопытный, большей частью малограмотный парень, приехавший из глухой провинции, подписывает этот документ.
Тогда ему назначается "свидание". Свидания эти назначаются обычно в гостиницах, впрочем, иногда эти методы разнообразятся: так, например, иногда эти "свидания" назначаются около увеселительных садов (например, около сада "Аквариум"). Парня приглашают в автомобиль; здесь включается магнитофон - начинается допрос отнюдь не о шпионах, а о товарищах. Это начальный этап "работы".
Следует отметить, что "секреты", которые могут сообщить эти завербованные агенты - примитивные и полуграмотные - оперуполномоченным людям, большей частью столь же примитивным и полуграмотным - не стоят выеденного яйца. Самая маскировка агентов проводится крайне неумело и аляповато (куда им до Эльсберга). Обычно их расшифровывают на другой день после вербовки. Ко мне и к В. М. Шаврову также недавно был прислан агент молодой попик, который повадился ходить к Вадиму Михайловичу; он всё добивался встречи со мной.
Встретился с ним. Разговариваю. Изящно подстриженная бородка. Косноязычная речь (двух слов связать не может). Штампованные газетные фразы о том, что религия у нас свободна, а церковь отделена от государства. Поглядываю на него искоса...
Вспоминаются невольно обольстительный, остроумный С. и неторопливая, гнусавая, блещущая эрудицией речь Н. Ф. Платонова... Какой, однако, все-таки регресс...
Мы говорим о стукачах нашего времени с иронией, из этого, однако, вовсе не следует, что они безвредны.
В свое время на меня сделал донос диакон А.А. Введенский (малограмотный, невежествен-ный, дегенеративный человек). Дегенеративность и невежество не помешали ему погубить жизнь десятков человек; не надо много ума, чтобы дать орудие тем, кто заинтересован не в выявлении истины, а в том, чтоб погубить как можно большее количество людей.
Это было в сталинские времена, которые (хочется думать) никогда не вернутся.
Однако вред, причиняемый стукачами, не исчерпывается только лишь индивидуальным злом, которое они приносят; теми ударами, которые они наносят в темноте, из-за угла, и которые поэтому невозможно парировать. Самым страшным является социальное зло.
Благодаря наличию стукачей в нашем обществе люди перестают доверять друг другу: товарищ не верит товарищу, муж не верит жене, брат не доверяет брату. Молва, как всегда бывает, страшно преувеличивает число и значение шпиков. Мнительность, подозрительность, трусость принимают характер эпидемии. Всякие честные, простые отношения между людьми становятся невозможными.
Трудно представить себе существо более отвратительное, чем профессиональный доносчик: еще Аристофан создал в своих комедиях классический образ "Сикофанта", уже тогда вызывав-ший в людях презрение и ужас.
Трудно пожалеть стукачей, но жаль и их; мне их жаль так же, как было всегда жаль в молодости девушек, блуждающих по бульварам в поисках кавалеров, которые накормят ужином, как было жаль в лагере блатных мальчишек, служащих отвратительным инстинктам старших блатных.
Сравнение точно: все эти люди ведут противоестественный образ жизни.
"Внутренний шпионаж" должен быть запрещен из соображений социальной гигиены так же, как запрещены проституция, публичные дома, противоестественные пороки.
Мы не имеем здесь в виду, конечно, сыщиков (типа Шерлока Холмса), выслеживающих уголовных преступников. Мы говорим о людях, подслушивающих чужие разговоры и читающих мысли.
Мысли, разговоры, убеждения - это дело совести всякого. И государству не должно быть до них никакого дела.
Да торжествует свобода совести и да падет противоестественная профессия стукачей!
2. Чиновники
И рядом со шпиками - всегда чиновники.
Чиновники и стукачи; стукачи и чиновники. Чиновников больше. Стукачи это очень скверная, противоестественная, но все-таки профессия. Всего лишь профессия. "Чиновники" - это особый человеческий тип, особый склад характера, особая психическая структура.
Какова наиболее характерная черта чиновников? Покорность начальству. Любому, всё равно какому. Хорошо не то, что само по себе хорошо, а хорошо то, что велит в данный момент начальство. Плохо не то, что само по себе плохо - плохо то, что запрещает в данный момент начальство.
В лагере под Куйбышевом был начальник культурно-воспитательной части (была и такая должность) капитан Кизильштейн. В 1954 году он начал с усердием, достойным лучшего применения, отнимать у заключенных священные книги. Я имел с ним объяснение по этому поводу.
"Если завтра мне велят построить здесь для вас церковь, - сказал он, я с удовольствием ее построю, но сейчас мне велят отбирать у вас книги, и я буду отбирать..."
Это говорил провинциальный капитан, а вот что я слышал от другого своего начальника - столичного директора школы, бывшего крупного советского дипломата, европейца с головы до ног... "Во всех своих объяснениях мы должны строго придерживаться данных установок. Я, например, всегда считал, что Шамиль являлся вождем национального прогрессивного движения. Но когда в 1959 году была установка изобразить его агентом английского империализма, я говорил, что он английский агент. Теперь у нас другая установка. И я говорю другое".
Это директор школы.
А вот что я слышал от одного из своих учителей - доцента - специалиста по современной западно-европейской литературе. Это был порядочнейший, честнейший, правдивейший человек, и все-таки... и все-таки... он прочел нам курс лекций в 1938 году и на протяжении целого года восхвалял Лиона Фейхтвангера, Франка, Генриха Манна - писателей-антифашистов. Государ-ственные экзамены мы сдавали через полтора года,- и за это время последовал визит Риббен-тропа Сталину и советско-германское соглашение. И вот, перед государственными экзаменами созывается экстренная консультация и преподаватель говорит: "Товарищи, я вас очень прошу - не ведите себя на экзаменах так, как будто вы приехали с Северного полюса и целый год не слышали радио и не читали газет. Не восхваляйте незрелых, чуждых нам по духу буржуазных писателей: Лиона Фейхтвангера, Франка, Генриха Манна..." И в одно мгновение он "сжег всё, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал".
Это доцент, а вот что я слышал от крупнейшего ученого-востоковеда в 1928 году (отец привел меня на научное заседание в Академию Наук, чтобы показать мне ученых мужей). Восходит на кафедру ученый муж и говорит: "Товарищи, я не понимаю, что здесь такое происходит. Спорят о том, отличается ли чем-нибудь патриархально-землевладельческая формация от рабовладельческой? О чем спорят? Вчера тов. Бухарин разбирал этот вопрос в Ком. Академии и установил, что это одно и то же". Крики с мест: "Мы же не знали об этом..."
В 1938 году я случайно присутствовал при разговоре двух актрис. Одна из них восхищалась пьесой модного тогда драматурга Киршона (очень бездарной) . Через три дня после этого Киршона арестовали, и я был свидетелем того, как та же самая актриса нападала на его пьесу с пеной у рта... "Но ведь сами же вы говорили, что он человек талантливый", - робко заметил я. "- Что вы? Какой он талантливый? Я же не знала, что он враг народа", - с чисто дамской логикой ответила служительница Мельпомены.