— Если бы не трость и повязка на глазу, я бы вас ей богу не узнал, господин Данте.
— А я вот тебя очень даже узнал и сразу, поэт. Прошу прощения за тот случай в Тассоре. Хватали всех. Не обессудь. Я, право, немного удивлён, что тебя сюда занесло. Да в наше смутное время всем пришлось сняться с места, так мой тебе поклон и извинения.
— Извинения принимаются. Надеюсь, господин Данте, вы сюда пришли чисто ради того, чтобы получить моё прощение. Можете идти.
Илиас и чёрный колдун улыбнулись друг другу, они были сейчас по разные стороны баррикад, но злобы между ними почему-то не было. Видимо, поэт забыл, скольких людей бывший кардинал оставил без дома, семьи и надежды. Точно забыл, иначе бы не улыбался ему. Может, седина с бородой делают человеку более добрым на вид?
— Думаю, я почти выиграл пари, господин учитель. Дело осталось за малым.
— О, ты и вправду зашёл очень далеко, и я виноват в каждом твоём поступке. Только это всё же не конец. Я прошу тебя отступиться последний раз. Ты привёл сюда Данте. Он силён, теперь ещё и стар. Я не дрогну. Я убью его.
— И всё же я воздержусь от позорного отступления. Слишком поздно поворачивать назад. Да будет бой!
На камни крыши упала перчатка. Её бросил Данте Мортимер. Затем упала вторая. Её бросил Илиас. Поэт был по всеоружии, в прочной кольчуге и с волшебным перстнем на пальце. Четвёрка разбилась по парам. Маэстро против поэта. Борян Аль Баян против Данте. Всё по правилам магической дуэли и дуэли обычной. Противники разошлись сблизились, развернулись и разошлись на десять шагов каждый. Встали ровно друг напротив друга, в свете акварельной луны, обдуваемые прохладным ветром.
Первый удар нанёс Аль Баян. Его перстни засияли всеми возможными цветами, и этот блеск призвал штормовой ветер. Он ухватил потом за хвост и стал закручивать всё сильнее и сильнее, над его головой образовался маленький ураган, который он бросил в Данте. Колдун всё это видел, он стукнул тростью и ноги его вросли в камни крыши, а сам он теперь был окружён плотной гранитной стеной, об которую и сломался ветер.
Тем временем Маэстро и Илиас задорно фехтовали, будто бы танцую. Пришла очередь Данте. Он набрал полную грудь воздуха, глаз его сверкнул зелёным, а рубаха на груди истлела. Сквозь кожу его виделось всепоглощающее пламя, которое он держал в внутри. Словно древний змей он изверг поток огня наружу, расплёскивая жидкий жар во все стороны. Седой огнедышащий старик. Аль Баян призвал ветра, чтобы остудить пламя, но их силы не хватило. Поток прорвался через воздух и опалил кожу чародея, заставив того взвыть от боли. Его перстни сияли всё ярче, пытаясь успокоить зуд и жар.
Так бы Аль Баян и умер, если бы Данте хватило дыхания, но старость брала своё. Колдун выдохся очень быстро и теперь стоял с жуткой отдышкой. Сквозь его тонкую кожу виднелись уже лёгкие и кости, Мортимер таял на глазах, но всё ещё дышал.
Илиас бы загородил собой чародея, если бы любой его неверный шаг не вёл к неминуемой гибели. Маэстро наседал всё сильнее, кидал соль в глаза и метал свои смертоносные звёздочки, от которых поэт еле успевал уклоняться.
Пришла очередь Аль Баяна бить, он с трудом поднялся. Он был опалён, но перстни его всё ещё горели. Чародей начал что-то бормотать себе под нос, и на тихом ночном небе стали сгущаться тучи, образовывая чёрную спираль прямо над головой Данте. Временами в облаках проблёскивали яркие вспышки, а потом грохотал гром. Шёпот всё нарастал, а все с ним и рокот грозы. И в один момент кавалькада молниеносных всадников низверглась на крышу, вырывая куски камня и круша всё вокруг. Они били совсем рядом с Данте, который был готов принять удар. Наконец сверкающие копьё впилось в его трость, и голова орла засверкала, раскалилась и расплавилась прямо в руках колдуна.
Серебро медленно стекло на крышу, расползаясь огромной переливающейся в свете акварельной луны лужей. Молнии теперь били только в это пятно, пока чёрный колдун заклинал металл своими корявыми пальцами. Данте сгорбился, ноги его будто бы укоротились, а борода теперь была длиннее тела. Глаза впали в череп, который был обтянут кожей, словно маской. Из блестящего озера медленно поднимался среброкрылый чернёный орёл, в четыре человеческих роста со сверкающими изумрудами вместо глаз. Своей громадной тенью птица укрыла чародея. Аль Баян немного оторопел от увиденного, а затем тоже пошёл ва-банк. Он бросил свои перстни на крышу, и они разлетелись сотней осколков, со стороны прилетело ещё одно кольцо — аметистовый камень Илиаса.
Тысяча осколков загудела, разрастаясь и складываясь в столько, как и орёл огромный силуэт хрустального льва, чей рёв перебил птичье крики. Звери уставились друг на друга, выжидая момент для атаки. Ходили по кругу, следя за каждым шагом, пока орёл не выдержал и не набросился на врага. Разбрызгивая своими серебряными крыльями жаркое жидкое серебро, птица нацелилась клювом в шею льва, но тот отскочил в сторону и затем в прыжке схватил орла за шею. Кипящий металла — кровь — стал выливаться на тело царя зверей и плавить его. Лев уже не мог отпустить шею врага: полностью в ней увяз. Орёл продолжал его хлестать крыльями, усеивая тело противника смертельными каплями. Данте и Аль Баян наблюдали за битвой вершин своей магии.
Лев бил по крыльям птицы, и его лапы тоже в них застряли. Трескались и плавились хрустальные крыли и когти, лопалась сверкающая грива. Гром гремел. Орёл побеждал, буквально втягивая в своё раскалённое тело противника. Но тут что-то случилось… Птица перестала биться. Застыла, превратилась в серебряную статую и пошла трещинами, а затем взорвалась сотней острых кусочков металла. Лев освободился из плена, вернулся к опешившему Аль Баяну, поклонился и осыпался частичками хрусталя.
Чародея посмотрел на противника. Данте лежал на крыше и не двигался. Его борода стала ему постелью. Последний Отец Настоятель умер от старости. У него кончилось время.
***
Аль Баян обрадовался! Он уже хотел провозгласить свою победу, как вдруг понял, что не слышит звона стали. Он посмотрел туда, где бились раньше на мечах Илиас и Маэстро. Поэт лежал на крыше с кинжалом в боку — удар он пропустил ровно в тот момент, когда бросил Аль Баян перстень-помощи. Рядом сидел Безумный художник и играл на флейте. Он больше не был в теле актёра. Расколовшаяся маска лежала рядом с ним. Восходило солнце и становилось понятно, что образ Шута дрожит на свету, готовый вот-вот исчезнуть.
— Вот ты и победил учитель. Вот ты и победил. Через минуту я исчезну, а ты останешься здесь. В месте, где все королевства пали, герои мертвы, а люди стали ничем не лучше зверей. По мне так достойное место для Первого человека. И друзей у тебя тоже не останется. Потому что стоит тебе вынуть квилон из бедного мальчика, и он умрёт. Зато ты выполнишь свой долг перед Первым художником. Ты же этого хотел, верно? Не стать предателем в четвёртый раз?..
— Если я пойду с тобой, ты возьмёшь Илиаса? Он сможет жить… В твоём дивном новом мире? — Спросил чародей, медленно подходя к Лариану.
Шут ухмыльнулся, мысленно поставив шах…
— Конечно, дорогой учитель. Он будет более чем жив.
Аль Баян достал из потайного кармана в жилетке Великую кисть и протянул её Шуту вместе со своей распахнутой ладонью.
— Ну так веди.
И мат.
***
В холодной и немой пустоте стоял человек. Человек ли?
Рядом с ним, смирившись, склонив голову, висел во мраке старик. Старик смотрел на бездыханное тело парня с осунувшимся лицом и обожжёнными руками.
Человек был одет в кричащий алый балахон. Он носил белую маску и держал в руке кисть. Перед ним стоял мольберт с пустым холстом. Шут замер на месте, а затем нарисовал часы и стену. Те сразу возникли из тьмы.
— Выставь стрелки на полночь, учитель. Два часа мне с лихвой хватит, чтобы закончит то, над чем я думал гораздо дольше, чем пару минут.
— Почему именно полночь?
— Потому что акварель должна высохнуть в час волка.