— Ладно, я смирился! Разучи пожалуйста одну поговорку — всему своё время и место. А та мадмуазель — тёмная личность, я о ней слышал из пары светских бесед — всего двадцать лет, а уже семь мужей на тот свет проводила.
— Когда я был здесь последний раз всё было иначе, раньше было лучше…
— Не знаю, тут всегда вроде было погано. Всё, выдвигаемся! Пора в путь, доберёмся до моего имения, и ты отблагодаришь как следует за спасение.
Таким словам чародей сильно удивился, раньше он искренне полагал, что спасают бескорыстно, его глаза лукаво блеснули.
— Какова же плата, милостивый спаситель? Уж не три ли вы желания вознамерились загадать?
— Почему ты так напрягся? Я просто хочу получить парочку ответов. Не каждый день встретишь настоящего чародея из неведанных земель, а я очень любознательный человек, книг о магии много читал, увы, в основном наглая ложь.
Аль Баян вздохнул с облегчением и осмотрелся по сторонам. Вместе с Эдвардом они быстро отыскали чёрный ход, ведущий из сего заброшенного дома прямо за городские стены. Колдун еле пролез в узенький проход, но всё кое-как сладилось. Путники прошли по туннелю, в конце которого обнаружили старенький прогнивший люк. Аль Баяну ничего не стило смять хрупкую преграду. В лицо ударил запах свежей хвои и мокрых листьев, то был запах истинной свободы!
***
Славный город Тассор окружали дивные леса, было в них что-то странное, загадочное, удивительное! Словно эти пейзажи творила не мать природа, а некий вдохновенный художник. Сначала он создал идеальный карандашный набросок, такой, где нет грубых разрывов сплошной линии и нелепых изгибов. Вот и весь лес казался мягким, нежным, даже ядовитые растения виделись добрыми хулиганами в этом лесу. Листья тоже как выкрасили. Цвета подбирали самые яркие и тёплые, чтобы даже холодными зимами Тассорская чаща грела взгляд… И всё же странный этот лес был по иной причине. Иннир — не доброе место. Заместо хищников в этой гиблой стране обитают люди, и это только хуже. Множество войн превратило королевство в плохое место: выжженые пустыри, где раньше стояли города и сёла, непроходимые болота, на которые даже служители Индерварда боялись заглядывать. Власть бога холодного огня распространялась только в окрестностях великих городов, а там, в отдалённых селеньях всё ещё жил дух старых богов, некогда назначенных править этой землёй. Лес близ Тассора дышал старой верой. Он вырос на крови еретиков.
Аль Баян и Эдвард весело шагали по еле видимой лесной тропинке, барон прекрасно знал дорогу до поместья: ему случалось не раз пользоваться сим потайным ходом: тяжела жизнь революционера. По пути он уже несколько сот раз рассказал колдуну подробный маршрут, но лишь потому, что колдун зачем-то спрашивал. Зачем? Эдвард не знал. Смысл волноваться, если твой спутник знает путь…
— Что ты делаешь! Плюнь! — Крикнул барон, заметив краем глаза, как чародей кладёт в рот сорванных у дороги гриб. «Глаз да глаз за ним нужен, отошёл на минуту справить нужду». — Подумал он, но чародей уже проглотил яд, барон стал, словно безумец нарезать круги вокруг чародея, бормоча что-то себе под нос.
— Не бойся, они съедобные. — Попытался успокоить его Аль Баян.
— Нет! Ты уже должен лежать без сознания! Это Колодезная старуха, гриб, очень похожий на съедобный подберёзовик, а на самом деле за день может убить, сознание ты уже должен был потерять. Чего стоишь и хлопаешь глазами? Ты должен уже у-ми-рать, слышишь? Что… Что с тобой не так? Это… Этот гриб точно ядовитый! — Эдвард вился вокруг спутника, но в один момент всё же успокоился — и знающие люди бывает совершают ошибки. Обознался с растением.
Товарищи не прекращали двигаться дальше по лесу, пробираясь сквозь колючие кусты, Эдвард постоянно пилил спутника взглядом, ожидая, когда тот упадёт без сознания.
— Хватит на меня пялиться. Сам же сказал— похож на съедобный, значит это и был съедобный! Лучше скажи, долго ли и нам осталось идти, пара часов прошла, где же имение? Я бы желал горячую ванну и парочку потных банщиц, дворяне ещё держат банщиц?
— Я вижу ты давно нашу страну посещал, уже лет сто как нет такой традиции, и бань нет. У деда моего была, при отце снесли.
— Многоуважаемый барон, осмелюсь сказать, что вы есть идиот, раз не отстроили баню заново! Нет ничего прекраснее, чем после тяжёлого дня заварить чай из бабочек и вместе с обнажёнными девицами сидеть и париться в баньке, играя в шашки на одевание! — Чародей говорил восторженно, так, что камни в перстнях даже засверкали с новой силой. — Ладно… — Вздохнул он. — Что было то прошло… Кстати, милый друг, с каких пор тут в каждом городе есть потайной ход? В каждом же городе есть, или я ошибаюсь?
— Нет, конечно, не в каждом. — смутился Эдвард. — Я являюсь членом организации, которой известно расположение таких «лазеек». Я бы сказал — служебная необходимость, этот ход не раз меня спасал. А что же ты, Борян Аль Баян? За что сжечь хотели? Публично колдовал? Нечего только обо мне спрашивать.
— На самом деле нет… — На этот раз смутился уже чародей. — Церковники решили, что я вор! Да, я забрал одну вещь из их архивов, да, им эту вещь подарили. Но перед тем, как подарить, её украли у меня! Это священная реликвия моей родины, обладающая огромной мощью! Я знал вора, об обучался у меня волшебству. Милый мальчик, из Иннира, страстный патриот! Он думал, что с помощью реликвии сможет сделать свою родину великой. Я говорил ему, что только после длительной подготовки можно совладать с артефактом, но он не слушал. Да что там, даже я не всегда могу совладать с сей реликвией! Одной ночью он украл её, воспользовался моим доверием! Правда в том, что я души не чаю в учениках… — Глаза чародея на мгновение будто потухли, а лицо в миг состарилось, стали видны многочисленные морщины, однако стоило только Аль Баяну улыбнуться снова — всё встало на свои места. — Это грустная история, я не смогу рассказать её всю прямо сейчас, в диком лесу. Ученик мой бежал в Иннир. Мои уроки не прошли даром, и он смог заслужить высокий церковный пост… Вроде он теперь кардинал… Однако с артефактом он совладать не смог, чуть не умер, лишился одного глаза. Тогда-то он и подарил ненужную безделушку церковному архиву за какую-то услугу, реликвия ему уже была без надобности. Я же очень долго её искал и только неделю назад бабочки нашептали мне, что отыскали её. Бабочки о многом мне говорят… Вот такая история. Для церковников я вор, демон, хоть зла никогда вам и не желал.
— Это правда грустно… — Барон приуныл. — Надеюсь, твой ученик когда-нибудь попросит прощения. Я уверен, он жалеет.
Лицо чародея вновь окаменело.
— Спасибо за эти слова, милый друг, но Дан никогда ни о чём не жалеет. Все свои решения он принимает твёрдо, не сомневаясь. В этом его величайшая сила и слабость. Мы не сможем примириться. Реликвия не просто важна, с неё всё началось. Моя родина — эта реликвия. Она есть мать всех людей.
— Что же это такое? Мать всех людей? И при этом её можно подержать в руках? Ты серьёзно?
— Серьёзно. Это кисть, я потом покажу и расскажу, не сейчас. Воспоминания у меня… Довольно тяжёлые. Когда много живёшь — голова превращается в сундук с обрывками фраз и картинок, не всегда приятных. Однако, любую картину можно исправить, по крайней мере я всегда в это верил и этим жил. Не бывает дурных холстов.
— Так что же вы, Аль Баян, художник? — Удивился такому повороту события Эдвард. Он назвал бы старика кем угодно, но не художником.
— Нет, точнее, не совсем. — Поспешил пояснить чародей. — Я куратор Аурелионской академии художеств. У нас учатся лучшие творцы мира! Я, увы, уже не преподаю, но всё ещё занимаюсь важными делами вне стен академии.
Эдвард остановился и присел на кучу опавших листьев, его угнетали какие-то мысли.
— Аль Баян… А мир… Он большой?
— Что? — Не понял вопроса чародей.
— У нас в Иннире исследователей не любят. Я прочёл сотни книг, но нигде нет ничего об остальном мире. Есть Иннир. Есть странная полоска мёртвой земли у наших границ, и есть стена из костей, а стерегут её жуткие твари. Что за стеной? Никто не знает. Церковники говорят, что там еретики, чёрные маги, но откуда им знать? Ничего они не знаю. Так вот, друг, ответь на первый вопрос — мир большой? — На время Эдвард забыл о заговорах, церкви и своём нелёгком положении, он был как ребёнок, который нашёл всезнающего господина, готового удовлетворить любое стремление к знаниям.