— Мир огромен, Эдвард. На моей родине растут прекрасные фрукты и лето круглый год, там нет войны и рабства. Есть страна, где вечный холод, а люди питаются снегом. Существует край, изобилующий всеми металлами вселенной, огромный потухший вулкан, в кратере которого обосновались воинственные жители. Мир прекрасен, множество цветущих островов, что парят в пустоте, соединённые нерушимыми мостами, а в самом центре — моя родина, прекрасный Аурелион. Скушай грибочек, передохни.
— Как же хорошо знать, что где-то жить лучше, хм, а он вкусный…
Эдвард закатил глаза и рухнул в листья без сознания. Грибочек оказался неверным. Аль Баян отшатнулся в ужасе, борода его задрожала вместе в руками и ногами. Он случайно отравил друга… постоянно забывал, что великим кураторам любой яд не страшен, а вот обычным людям…
Медлить было нельзя, чародей взял барона в охапку, благо тот был лёгок и тощ, и пошёл примерно по уже вызубренному в голове маршруту. Лучи заходящего солнца были единственными друзьями чародею в этот тяжёлый час, макушки деревьев клонились к земле, под тяжестью воды на широких листьях. Они образовывали живописную арку, которую чародею хотелось изобразить во всей красе, даже немного приукрасить действительность, но медлить было нельзя.
***
Аль Баян двигался ярким пятном в беспросветной ночи. Лес давно кончился, как и первый холм, барон становился всё тяжелее, а его дыхание — всё тише.
«Он сказал один день, один день… Нужно найти его дом, а потом врача. Почему я никогда не заботился о медицинской магии! Эгоист… Самому то яды и болезни нипочём»!
Внезапно умиротворяющую тишину полночных пейзажей разрушил стук сотен копыт, чародей повернулся на шум, полумрак дороги озарило слабое беловатое свечение, из-за линии горизонта стройными рядами выезжали всадники с разбитыми гербами, без лиц и знамён с пустотою и голодом в глазах.
Аль Баян остановился, он не боялся призраков, желай они ему зла, не пришли бы столь открыто. В своих догадках он оказался прав, в один момент рыцари приструнили призрачных коней и только один продолжил путь. Стройные и лёгкие ноги скакуна несли наездника прямо к чародею, в паре метров от цели он приостановил зверя и снял шлем, скрывавший длинные бледно-серые волосы. В лунном сиянии силуэт воина становился немного размытым и нечётким. Лишь герб оставался неизменен — чёрная рысь украшала разбитый, негодный для сражения щит рыцаря. Юноша спрыгнул с коня и поднял руку в приветственном жесте. Аль Баян знал этого человека, он помнил его живым.
— Приветствую тебя, о человек далёкой страны! — Рыцарь дважды ударил кулаком по панцирю, приветствуя чародея.
Губы колдуна тронула лёгкая, печальная улыбка, он был рад встрече, но обстоятельства его удручали.
— Я тоже тебя приветствую Раймон, воин веры. Помнишь мои прощальные слова?
— «Под этой стеной ты встретишь свою смерть» — прекрасно помню. Я был глуп, считал себя непобедимым и получил по заслугам. — Раймон старался говорить спокойно, но дрожащий голос его выдавал. Сложно признавать ошибки.
— Как мне видится не только ты остался на этой земле после кончины. Вся пятая армия погибла?
Раймон медлил с ответом, он старался не выдавать своим внешним видом, бушующую на душе тоску и сжигающую всё напрочь злость — те два чувства, что и держат мертвецов на земле.
— Я приехал сюда не для того, чтобы поминать былое, будь больше времени рассказал бы, но сейчас ты и твой друг в опасности. Я приехал, чтобы помочь.
— Какова же опасность? Я тут прогуливаюсь по ночной тропинке, любуюсь окрестностями, дышу свежим воздухом. Всё отлично, я каждый вечер ношу на руках умирающих.
— Не будь я с тобой знаком, то может и поверил бы в это, но сейчас не тот случай. Из главных ворот десять минут назад выехало три дюжины чёрных всадников — среди них святые воины, дознаватели и маги церкви, лучшие из тех, что есть в городе. У них приказ убить барона, а тебя сжечь. Вас выдал какой-то мальчишка глашатай. Скоро они будут здесь.
— Спасибо тебе, о вестник горя! У старого пройдохи ещё найдётся пара фокусов, чтобы остановить эту погоню.
Раймон покачал головой.
— Уж не знаю, чем ты опять досадил церкви, но с ними едет сам Кардинал Миган, а ты мой друг измотан и ноша твоя нелегка. Позволь мне помочь. — Раймон выхватил из ножен клинок, за ним оружие обнажили сотни призрачных воинов.
— Знаешь, быть мёртвым не так уж и плохо. Я всегда мечтал гулять под луной, чтобы никто мне не мешал, но так и быть, я приму твою помощь. Только вот есть вопрос — какова цена?
— Жизнь за жизнь, всё как обычно. Я хочу снова дышать и ходить по этой земле. Я мечтаю чувствовать аромат цветов и крови, ринуться в бой с мечом наперевес, рискуя жизнью. Быть призраком невыносимо, нет азарта, смысла, радости — только пожирающая изнутри пустота и дыра вместо сердца.
— Я исполню твою просьбу. Жди меня в Мёртвой долине, у стены костей. Я найду способ вернуть тебе жизнь, не будь я куратор Аурелионской академии! — Громогласно заявил Аль Баян.
— Мне плевать, как ты вернёшь мне жизнь, я просто хочу вновь жить, ощутить тепло и страсть женских объятий, и пьяный угар! Как немного то было нужно для счастья!
Раймон запрыгнул в седло, и уж было хотел пришпорить коня, но в последний момент остановился, он так давно ни с кем не говорил, и боялся, что так и не поговорит.
— Наше войско несло потери каждый день, но из первых пяти армий мы первые хотели взять Стену Костей. Ты приходил послом, предупреждал, что нас ждёт смерть, но мы не послушались. Утром уже пробились сквозь толпы пугающих чудовищ, многие сошли с ума от одного их вида, но в моё сердце страх не пробрался. Когда я с остатками людей подходил к воротам, земля под нашими ногами разверзлась, обнажая смертельную бездну, откуда вылезла тварь, попирающая само понятие добра. Она сверкала всеми цветами мира, подчиняла сознание. Свет помутил наши рассудки. В тот день пятая армия Иннира пала от рук собственных воинов… Я только одно понял — никому не нужны живые герои, за нашим войском так никого и не прислали. Отец Настоятель даже не объявил в столице день траура… О нас забыли! — Волосы призрака вспыхнули ослепительным голубым огнём — И теперь я здесь, чтобы помочь. А ты единственный человек, что может помочь мне
***
Раймон привык быть мёртвым, это даже его немного забавило. Сейчас, возвращаясь к своим верным воинам, седло коня не натирало причинные места, ветер не сдувал волосы на лицо, мешая спокойно смотреть на дорогу. Ныне граф Раймон третий не знал обыкновенных людских забот, его не мучало чувство голода и жажды, в любую погоду он чувствовал себя комфортно. Ранить же призрака крайне сложно, особенно в полнолуние, но можно, если знать как, куда и главное, чем, бить. Однако Раймон не думал о битве, бое и крови, он знал, что его вечное войско одержит ещё одну победу, с ними полная луна, думал генерал совсем о другом.
Его разум мечтал — это всё что ему оставалось. Будучи вне полнолуния невидимым и бестелесным созданием, волей-неволей ударишься в мечты. Раймон желал жить вновь, всё в этом мире ему казалось прекрасным, и он искренне не понимал, как люди могут не понимать своего счастья!? О каком горе может идти речь, когда твоя грудь каждую секунду подымается и опускается, а глаза способны видеть весь огромный мир! Люди заигрались, у них есть время на злость и обиды, но нет и секунды, чтобы остановится посреди улицы и вслушаться в эту суетливую, неугомонную мелодию жизни.
Раймон был готов на всё ради того, чтобы протянуть живые руки к небу и воскликнуть: «Солнце! Я люблю тебя!» Как он мог выбрать своей профессией убийство? Да, раньше оправдания своих деяний благой целью его устраивали, но сейчас… Ведь все мы богаты, пока живы, ибо ничего кроме жизни и любви ценности не имеет и иметь не может. Так каким же нужно быть глупцом, чтобы считать любой предлог достойным оправданием? Как можно отбирать у человека самое ценное, единственное, что у него есть?!