Мы ехали на самый верх горы, где дороги узились и петляли. Сосны тянулись к небу и теснились друг к другу. Дома, редкие и ветхие, выглядели так, будто готовы съехать к подножию горы при первой возможности.
Узкая грунтовка привела к маленькому квадратному домику. Старый дом, обложенный выцветшим серым сайдингом и милейшими бледно-розовыми ставнями. Во дворе росло бутылочное дерево размером с Могильного Праха. Оно склонялось набок под весом стеклянных бутылок всех оттенков синего, привязанных к ветвям для поимки духов, пытавшихся пробраться внутрь.
Ширококостная пожилая женщина в домашнем платье в цветочек вышла на крыльцо встретить нас. От одного только взгляда на нее мне показалось, что она должна пахнуть домашней едой и Иисусом.
Лоб у нее был сморщен от переживаний, но при виде нас ее плечи опустились от облегчения. Я понятия не имела, кто она, но по уверенному шагу Могильного Праха и тому, как осторожно он взял ее руки в свои, было ясно, что она ему близка. Я не встречала его друзей, не знала даже, что они существуют. Но его тяжелое бормотание успокоило ее так, как могут только люди с давними отношениями.
Я почувствовала смерть до того еще, как ступила на крыльцо. Застоявшийся запах. Как гнилая вода в остове пня, где развелись комариные личинки.
– Ты уверен? – спросила она Могильного Праха, осмотрев меня сверху вниз. – Она кажется ужасно юной.
Он кивнул.
– У нее это от Августуса, – сообщил он ей. Дедулино имя, хоть замаранное браком с бабушкой, оказалось пропуском в дом.
– Она похожа на мать, – сказала она, изучая мое лицо. – Клеодора, – представилась она, открывая мне расшатанную дверь-ширму. – Но ты можешь звать меня мисс Дора.
Внутри было чисто до скрипа и пахло средством для мытья пола и свежим печеньем. Каждый уголок комнаты был заставлен шкафами-витринами, набитыми всевозможными религиозными статуэтками: ангелами и крестами, миниатюрными церквями, младенцами Иисусами и распятиями. Шкафы стояли вдоль стен комнаты и коридора.
Я тяжело сглотнула, чувствуя, будто моя нечестивость торчит, как непослушная прядь.
– Это мой внук Лаки. – Она отошла в сторону, чтобы мне был виден несчастный мужчина, лежащий на диване под вязаным пледом. Может, под тридцать. Вокруг запавших глаза были темные круги. Высохшие губы обветрены до безобразия. Его отличала знакомая хрупкость, которую я уже пару раз видела. Рак.
Не уверена, чего именно. Это не было важно.
Смерть подползала к нему, как тень, с каждым днем все ближе подбираясь к телу. Она не собиралась приходить еще несколько недель, но она близилась.
Я подумала сперва, что на входе услышала приглушенный церковный хор по радио. Но тихая гармоничная музыка шла от этого мужчины. Песня его души была прекрасна. Кем бы он ни был, он стоил спасения.
– Врачи сказали, что больше ему ничем не помочь. Велели забрать домой и ждать, пока не приберет Господь, – сказала она нам, одновременно глядя на внука, будто на самый драгоценный ее дар. – Но я врачам сказала, что Господь на эту землю спустил людей, которые могут творить дела и получше них. Я тебя поэтому позвала, Джонси, – сказала она. Его так давно звали Могильным Прахом, что я и забыла о том, что у него есть христианское имя.
Слабая улыбка приподняла уголки губ Лаки, когда он посмотрел на меня.
– Я, верно, в самом деле умираю, раз вижу ангела, – сказал он и отчаянно попытался мне подмигнуть.
– Тише. – Мисс Дора размахала это баловство рукой, будто отгоняла мух. – Ничего такого и слышать не желаю. Дай девочке сделать свою работу, и будешь бегать как ни в чем не бывало. – В ее обеспокоенных глазах не было такой уверенности. Она повернулась ко мне: – Мы с Джонси будем на крыльце, если понадобимся. – Она похлопала внука по ноге еще раз, уверяя, что все будет в порядке, но в уголках ее глаз уже собрались слезы.
Я подождала, пока они оба не выйдут, прежде чем снять кеды и сесть на колени на вязаный коврик возле дивана.
Он с трудом приоткрыл рот, чтобы заговорить.
– Я уже встречался с вашими, – с трудом выдавил он. Затем тяжело вдохнул, будто эта пара слов уже измотала его.
Его правая рука, покрытая шрамами от сильного ожога, вцепилась в мою. Я почувствовала эхо другого целителя. Кого-то вроде меня. Заговаривающего огонь, наверное. Я знала о них из бабулиных историй. Историй о магии и ведьмовстве, которые еще творились в горах, скрытые от современности теми, кто цепляется за старинные традиции. Но я никогда не была уверена в правдивости этих историй.
Я освободила голову от мыслей и снова сконцентрировалась на предстоящем деле.
Затем приступила.