Мы невольно улыбаемся. Как они нас боятся! Они захватили наших лидеров, но как они нас боятся!
Еле слышно доносится до нас издали голос судьи, читающего заранее приготовленный текст. Его голос напряжен, он запинается, словно текст ему незнаком. Он говорит, что революция «хуков» — это не подлинная филиппинская революция, подобная революции 1896 года или множеству других восстаний филиппинцев против колониального господства. Он утверждает, что руководители «хуков» — не патриоты, что они — агенты иностранной державы, обманывающие народ и предающие его чужеземцам. Так разглагольствует судья, зачитывая решение, просмотренное (или даже прямо заготовленное) Объединенной группой американских военных советников на Филиппинах.
Он заканчивает чтение и обращается к нашим товарищам. Мы отчетливо представляем себе, как они стоят перед ним под направленными на них ружейными дулами, спокойно и пристально глядя на него. Все они отстаивали правоту своего дела. Судья зачитывает приговор по обвинению «в мятеже, усугубленном убийствами, грабежом, поджогами и похищением людей»:
Федерико Маклан — смертная казнь.
Рамон Эспириту — смертная казнь.
Онофре Манхила — смертная казнь.
Магно Буэно — смертная казнь.
Сезон Бунгай — смертная казнь.
Илюминада Калонхе — смертная казнь.
Хосе Лава — пожизненное заключение.
Анхель Бакинг — пожизненное заключение.
Симеон Родригес — пожизненное заключение.
Федерико Баутиста — пожизненное заключение.
Монотонно, уныло бубнит голос судьи, читающего приговор, по которому пятнадцать других осуждаются к пожизненному заключению, к семнадцати годам, к десяти годам заключения. Шесть из осужденных — женщины, из них одна — двенадцатилетняя девочка Нати Крус, связная, должна содержаться в «исправительном» доме, пока ей не исполнится восемнадцать лег, после чего она будет вновь осуждена, уже как взрослая.
Филиппинцы, приговоренные к тюремному заключению или к смертной казни за то, что боролись за свободу!
Голос смолкает, и мы выключаем радио. Я выхожу из барака и глубоко вдыхаю воздух. Вокруг меня простирается залитый солнцем вольный лес.
85
Процесс наших манильских товарищей (названный прессой «процессом Политбюро») — типичный пример империалистического правосудия.
Мы — сторонники законности, вещают империалисты и их марионетки. Существует закон. А закон говорит, что всякий, имеющий повод для недовольства, должен обратиться с жалобой в суд, судья разрешит эту жалобу в соответствии с законом. Конечно, судья был назначен на свой пост по рекомендации помещика, но разве это противозаконно? Всякий, кто занимается самоуправством, поступает противозаконно и должен нести за это ответственность по закону. «Хуки» не соблюдают законов, а поэтому наказываются по закону смертной казнью или длительным тюремным заключением.
В филиппинском уголовном кодексе нет закона, предусматривающего такое преступление, как «мятеж, усугубленный убийствами, грабежом, поджогами и похищением людей». Однако армия считает это законным, помещики считают это законным, империалисты считают это законным, а юристы и судьи, готовые счесть это законным, всегда найдутся. Поэтому людей приговаривают на этом «законном» основании к смертной казни.
Когда войска, жандармерия или гражданская гвардия налетают на «баррио», стреляют из пулеметов по скоплениям людей, не имея на это никаких полномочии и хи законных оснований, это делается, видите ли, для защиты законности и порядка и является поэтому законным. Но когда в ходе гражданской войны «хуки» убивают солдат в бою или убивают осведомителя, который подвергает опасности жизнь многих, то это считается уже убийством и признается противозаконным.
Когда армия и ее агенты устраивают налеты на дома крестьян и грабят их, то это является, видите ли, составной частью кампании против «хуков» и считается законным, но когда «хуки» устраивают набеги на своих врагов и конфискуют имущество в помощь восстанию, то это считается уже грабежом и признается противозаконным.
Когда все «баррио» предается огню, то это считается законным уничтожением базы «хуков», но когда в ходе гражданской войны «хуки» сжигают военные сооружения и правительственные здания, это считается уже поджогом и признается противозаконным.
Когда агенты правительства производят массовые аресты среди населения и держат арестованных в заключении, не отпуская их под залог, то это считается законной чрезвычайной мерой по пресечению деятельности «хуков», но когда «хуки» берут в плен и держат под арестом солдата или гражданское лицо, повинных в расправах над населением, то это считается уже похищением людей и признается незаконным.
Что может быть «законнее» системы колониализма? Она находится под защитой международного права. Акт Белла о торговле — «законное» соглашение: документы были подписаны в присутствии свидетелей. Части американской армии и военно-морского флота находятся на «законном» основании на филиппинской территории. Соглашение о военных базах найдет защиту у суда. Когда возникает национально-освободительное движение, то считается «законным» подавлять его, пользуясь советами «законной» Объединенной группы американских военных советников на Филиппинах, при помощи «законного» оружия, «законно» ввозимого в соответствии с пактом о военной помощи, заключенным на «законном» основании.
Закон всегда «законен». Однако существует много видов закона. Есть, не забывайте, революционный закон.
86
Июнь 1951 г.
Поступило сообщение от горожан. Во время армейских операций несколько дней назад среди филиппинских правительственных войск, находившихся в действии, был замечен американский офицер. Мой соотечественник, участвующий в подавлении филиппинцев, которые хотят получить землю, есть три раза в день и обрести право распоряжаться своею судьбой!
Я вижу их на снимках, которые печатаются в поступающих к нам газетах, — этих офицеров Объединенной группы американских военных советников, — нижу их на приемах, устраиваемых помещиками и компрадорами, одетых в парадную форму, распивающих коктейли, со вздернутыми от чванства подбородками. Или на снимках, где они позируют с офицерами филиппинской армии с видом руководителей фирм, посещающих свои филиалы.
О чем они думают, разъезжая со своей свитой в блестящих служебных автомобилях по «нелояльным районам», по убогим городишкам, заставляя полуодетых детишек и изможденных крестьян, что тащатся в своих запряженных буйволами тележках, испуганно шарахаться в сторону? О чем они думают, встречая валяющегося на дороге одетого в лохмотья мертвого крестьянина, убитого американским оружием, доставкой и применением которого они руководят? Довольны ли они содеянным? Гордятся ли они на самом деле выполняемыми ими обязанностями?
Разве эти люди — потомки Израэля Патнэма[57], который стойко оборонялся в строю колониальных фермеров против самонадеянных британцев? Разве они — наследники генерала Шермана[58], переломившего хребет южан-рабовладельцев в эпоху национального восстания?
Разве в таком облике американцы хотят предстать перед всем миром?
Я отвергаю этот облик, как отвергает его весь мир. Те, кто с пренебрежением глядит на убитых и страждущих, — не американцы-демократы. Это звериный оскал империализма, который цепляется при помощи военной силы за колонии и сферы приложения капитала и безжалостно истребляет всех, кто противится ему.
Мои товарищи говорят:
— Если это не настоящая Америка, то почему же американцы не препятствуют тому, что творится от их имени?
57
Патиэм, Израэль (1718–1790) — генерал американских войск во время войны за независимость Северной Америки. —
58