— Они не отдают себе отчета в этом, — отвечаю я. — Поверьте мне, они не понимают смысла всего этого.
87
Кто выступает от имени народа?
Ответить на это нелегко. В большинстве случаев каждый человек говорит сам за себя о том, что он знает, во что верит и чего желает.
Когда я беседую со своими товарищами-филиппинцами и говорю им, что стою за демократию, равенство и право всех людей быть свободными, я говорю как американец, проникнувшийся этими убеждениями в Америке. Принадлежу ли я к большинству в своей стране? Мне кажется, что да, хотя никто не может с уверенностью сказать это, пока все другие американцы также не выскажутся определенно.
Мои товарищи-«хуки» слушают меня и говорят:
— Ты хороший американец.
А когда они говорят об Объединенной группе американских военных советников, они заявляют:
— Это плохие американцы.
В их представлении существуют двоякого рода американцы.
Но есть также двоякого рода филиппинцы: те, кто борется за свободу, и те, кто пытается подавить эту свободу. «Хуки» выступают от имени масс, стремящихся к свободе.
Итак, кто же выступает от имени американцев: Объединенная группа американских военных советников или человек вроде меня?
88
Может ли человек считать в душе своей родиной сразу две страны и любить каждую из них за ее народ, традиции, за красоту ее природы?
Таков я, родившийся под северным небом и плененный тропиками, познавший любовь, страдания и свершения в странах, расположенных далеко друг от друга, нашедший в каждой из них достойную почета родину и радость домашнего очага, боровшийся и приносивший себя в жертву обеим.
Я — американец и люблю землю Америки так, как ее может любить лишь тот, кто на ней родился. Реки с отражающимися в их водах взгорьями, бесконечное разнообразие многокрасочного ландшафта; города, раскинувшиеся рядом с гаванями; места, где сильные духом и телом мечтатели боролись, истекали кровью, но выстаивали до конца, — все это навсегда запало мне в душу, и я не в силах предать это забвению.
Но столь же крепко в моей душе запечатлелись и ажурные очертания бамбуков, взметнувшихся ввысь над залитыми солнцем полями; пальмовые рощи, растянувшиеся вдоль побережья; яркое солнце, переливающееся красками, как эхо прозвеневшего вдали гонга; зеленые всходы риса на затопленных полях, словно мазки на азиатских пейзажах: места, где люди веками отчаянно льнули к земле, которой их лишали и которую они сделали прекрасной, несмотря на то что их мечтам не суждено было сбыться.
Своей родиной в душе я считаю всю вселенную, а всех людей, живущих на Земле, считаю в душе родными. Я мечтаю о том времени, когда не будет больше границ, не будет рубежей, как бы говорящих: «Это твоя страна, а вся остальная земля — это чужая территория». Тогда не будет больше места всем тем, кто сегодня воздвигает границы между народами, и все народы, разделенные ныне бессмысленными барьерами, — американцы и филиппинцы, индийцы и арабы, англичане и кикуйю — все станут членами единой человеческой семьи.
Я участвую сегодня в этой борьбе рядом с моими братьями-филиппинцами потому, что никто из них не может полностью пользоваться благами своей прекрасной страны, потому что ее исконные традиции не могут найти себе проявления, а ее народ — выйти на путь процветания, пока не изгонит тех, кто воздвиг барьеры, мешающие пользоваться всеми благами, потому, что мне ясно — пока люди не обретут права на достойную жизнь, не может быть и речи о взаимном уважении в мире. Путь к всеобщему братству лежит в борьбе за завоевание достойной жизни для всех.
Я стою на стороне не одних лишь филиппинцев. Я стою на стороне всего человечества.
89
Настал день ежемесячного собрания жителей нашего лагеря. Пополудни в этот солнечный день обитатели всех бараков, прервав свои замятия, спускаются по склону взгорья, по двое и по трое, собираясь затем кучками на чисто подметенной, похожей на лужайку в каком-нибудь парке, территории вокруг клуба, чтобы побеседовать и поболтать друг с другом пока не начнется собрание.
Помещение нашего клуба представляет собой большую прямоугольную постройку, посередине которой устроена земляная «танцевальная площадка», окруженная рядами бревенчатых сидений, подобно трибунам на баскетбольной площадке. В самом конце помещения находится большой помост, где устраиваются представления нашего драматического кружка и где во время еженедельно проводимых танцев рассаживаются «оркестранты» (гитарист, человек, «играющий» на обернутом бумагой гребешке, и группа людей, которые поют и хлопают в такт в ладоши). Сегодня помещение клуба заполнено до отказа, все места заняты, и многим приходится усаживаться на помосте; собрались все, кроме находящихся в наряде дозорных.
Повестка дня, как всегда, большая, но эго никого не смущает. Опоздавших встречают насмешливыми возгласами, вплоть до требований: «Привяжите им дощечку!». Председатель лагерного комитета Аламбре поднимается с места и машет клочком бумаги, на котором записана программа собрания, после чего шумный разговор в рядах сидящих прекращается. Первым пунктом на повестке стоят отчеты всех секций лагерного комитета и всех бараков, однако это вовсе не скучный пересказ фактов. Каждый отчет внимательно выслушивается с целью проверить его достоверность. Собравшиеся проявляют здесь удивительное чувство гражданственности. Когда отчитывается, например, начальник снабжения лагеря, приводя данные о своем бюджете, о расходах за отчетный месяц и о точном количестве закупленного риса, «монго», сахара и других продуктов, то кто-нибудь непременно поднимается с места и начинает оспаривать правильность приводимых данных или спросит, почему было закуплено так много «монго» и так мало лярда, чтобы поджаривать его. Точно как на собраниях горожан в Новой Англии в былые времена.
Когда отчитываются жители отдельных бараков, то возникает подлинный дух соревнования. Наиболее опрятным и лучше всего ведущимся хозяйствам присуждаются награды. Поэтому, когда отчитывается представитель или представительница барака, то его или ее соседи настороженно слушают и не преминут сразу же опровергнуть утверждение, что, скажем, физкультурная зарядка делается каждое утро или что уборка двора производится ежедневно. Представитель барака не гарантирован даже от выступлений членов своего же хозяйства. Интересы всего лагеря ставятся выше интересов отдельных хозяйств, так же как интересы отдельных хозяйств ставятся выше интересов отдельных его членов.
После отчетов присуждаются награды. Никаких материальных премий не выдается. Все это — целиком дело чести и служит объектом заветных желаний.
Следующим пунктом повестки дня стоит вопрос о предстоящих собраниях в лагере. В середине следующей недели предстоит обсудить вопрос о бойкоте выборов, назначенных на ноябрь. Кадровые работники не принимают активного участия в обсуждении подобных мероприятий, оно проводится рядовыми участниками движения, что является составной частью процесса их воспитания и развития. На обсуждение ставится также вопрос о проведении празднества 26 августа — в честь дня, когда в Балинтаваке был брошен клич, положивший начало восстанию против Испании — этой первой революции в Азии против колониализма. Собравшиеся вносят множество предложений, как отпраздновать этот день: спортивные состязания, улучшенное питание, театральная постановка. Группа бойцов охраны обещает отправиться по этому случаю в кокосовые рощи за орехами, чтобы мы смогли приготовить «гуйнатан»[59]. Рядовым участникам нашего движения предоставляется возможность критиковать высший кадровый состав лагеря. Это можно делать, конечно, в любое время, но, как правило, через соответствующие организационные каналы. Здесь же это можно делать непосредственно и в присутствии всех. Первым подвергается нападкам Аламбре. На соседней продовольственной базе убирали недавно кукурузу, однако он не послал никого, чтобы получить нашу долю урожая.