Дальше только темнота — и запах хвои, и тепло такое родное и уютное, что из него высовываться не хочется. Так и остался бы — навеки, в безопасности и…
…Яр с трудом открывает глаза. Лежащий рядом волк вскидывается, лижет его в нос, потом в щёку — и, с некоторой заминкой, становится человеком.
Очень встревоженным человеком, который сначала может только невнятные скулящие звуки издавать и только потом соображает, что волчья морда разговору не способствует.
— Как ты? — выдыхает он наконец. Оставшийся хвост взволнованно метёт по траве.
— Хорошо?.. — предполагает Яр, глядя снизу вверх. Вставать пока не хочется — и нет уверенности, что удастся.
Саша перетаскивает его голову себе на колени, больно царапнув когтями плечо. Яру вдруг очень смешно становится; он руку тянет, дёрнув его за звериное ухо:
— Успокойся, а то весь разваливаешься.
Саша неуверенно улыбается в ответ. Хвост и ухо пропадают; когтистая лапа, помедлив, меняется на человеческую кисть.
— У людей есть уши, — подсказывает Яр, смеясь. — Два.
Саша закатывает глаза. Недостающее ухо отрастает.
— Лучше, — кивает Яр. Фыркает: — И ещё обычно шерсти не так много на руках, но это уже мелочи.
— Вредничаешь — значит, жив, — вздыхает Саша, но шерсть пропадает. — Два дня лежал. Ты как вообще, колдун?
Яр возмутился бы, но от Саши это звучит уважительно, восхищённо даже. Он плечами смущённо пожимает:
— Да какой я колдун…
— Ты вылил на них полреки! — теперь у Саши в голосе настоящее восхищение. Лёгкой грустью, впрочем, сменяется почти сразу: — Ты их любишь… и за них испугался. Но! — зелёные глаза снова загораются; Яр замирает, любуясь. — Другие полреки ты на них вылил, испугавшись за одного меня. Значит, меня ты любишь больше.
Яр смеётся от неожиданности и всё-таки садится — обнять становится неодолимой потребностью. Получается не с первого раза: Саше приходится поддержать. Яр уже так привычно утыкается ему в шею.
— Люблю, — подтверждает.
Сказать это оказывается неожиданно легко. И правильно до боли. Саша почти смущённо ворчит, зарываясь носом в его волосы. Яр прислушивается к себе.
— Какой я колдун? — повторяет почти разочарованно. — Никаких огромных сил я не чувствую…
— Устал, наверное, — пожимает плечами Саша. — Или испугаться должен… разберёмся! — и к себе прижимает теснее, собственнически почти.
Яр трётся щекой о его плечо и соглашается мысленно.
Разберёмся. Позже.
Сейчас есть более важные вещи — кружащий голову запах хвои, например. И тёплые руки — только ради него человеческие, надёжные такие, что в них ничего не страшно.
И, наконец, по-человечески мягкие губы.
========== Кисточки ==========
Яр боится просыпаться один.
Особенно после того, как снится бывший дом; после таких снов очень хочется уткнуться и прижаться, от мыслей прячась — после таких снов грустно, или страшно, или, как минимум, хочется почувствовать, что кто-то есть рядом.
Кто-то, кому не всё равно, кто не оставит, кто…
…любит.
Когда снится толпа, готовая убить его за колдовство, наутро особенно тошно и бьёт невольная дрожь.
Яр знает, что лес его не обидит, что Саша рядом, даже когда его не видно, — и всё-таки, не обнаружив рядом пушистого волчьего бока или тёплой руки на своём плече, испуганно дёргается и садится, оглядываясь. Остатки сна вытесняются поднимающейся тревогой; он обнимает колени, чутко прислушиваясь…
…и с облегчением чувствует, как шелестит ветерком в волосах ободряющее «я сейчас приду».
Саша появляется почти сразу — против обыкновения, не волком, а изящной рысью. Встаёт на две ноги, Яра к себе притягивает в объятия — тот, успокаиваясь, утыкается ему в шею.
— Ты чего испугался? — улыбается Саша куда-то в его волосы.
— Я не… — Яр жмурится.
Саша головой качает:
— Ты в моём лесу, я же чувствую… что случилось?
— Ничего, — торопливо отвечает тот. — Просто… тебя не было, вот и всё. И я… растерялся немного.
Саша, фыркнув, трёт его плечи:
— Я когда-нибудь покажу тебе весь лес, познакомлю со всеми, и ты поймёшь, что здесь нечего бояться. И некого. Никто не посмеет тебя тронуть, они знают, что ты под моей защитой. А если кто-то из людей зайдёт… они не выйдут, — у него голос звучит неожиданно жёстко — и очень при этом просто, будто это неоспоримый закон. — И тем более не смогут до тебя добраться.
Это успокаивает, хотя, наверное, должно было бы испугать. Яр расслабляется окончательно, отстраняется, глядя на него… и фыркает:
— У тебя очень милые кисточки на ушах остались.
Саша закатывает глаза, изображая крайнюю степень раздражения и «ну какой же ты зануда» — и, не выдержав, смеётся. Яр почти уверен, что иногда он оставляет такие детали специально — повеселить, подбодрить немного; заставить улыбнуться.
Яр, протянув руку, улыбается, касаясь кисточки на ухе. Она пропадает под его пальцами, прикидываясь прядью волос.
Улыбка медленно тает, когда отпугнутый было новым страхом сон снова встаёт перед глазами, звучит угрожающими криками в ушах и щекочет нос дымом разведённого для него костра.
В этот раз во сне они почти добрались до него. Почти…
Во сне не было Саши, и от этого было ещё страшнее.
— Ты чего? — заглядывает Саша в его лицо.
Яр чувствует, как чуть покалывают плечи невольно выпущенные им когти, и качает головой:
— Ничего, я… приснилось просто. Сейчас пройдёт.
Саша чуть хмурится, дёргая снова отросшим звериным ухом:
— Ты по дому грустишь?
Яр кожей чувствует — или оно прошелестело ветерком по веткам? — осторожное «тебе здесь плохо?».
— Нет, — отвечает он на оба вопроса сразу; снова к Саше жмётся, — нет, вообще нет. То есть… иногда скучаю, конечно, по сёстрам, по маме, но… если бы был выбор, вернуться туда или остаться с тобой, я бы не вернулся.
— У тебя есть выбор, — говорит Саша торопливо. — Я не… не хочу, чтобы ты думал, что не можешь отсюда уйти, что ты здесь в ловушке, или…
— Саш, нет, — Яр смотрит в его глаза и привычно тонет в их еловой зелени. — Я не о том. Я не… мне здесь хорошо. С тобой хорошо. Я не хочу уходить.
Саша хмурится сосредоточенно, озадаченно поводит ухом:
— Но ты грустишь.
Яр тихо качает головой и, не удержавшись, касается мягкого уха пальцами; гладит легонько, заставляя Сашу блаженно зажмуриться и чуть наклонить голову к его руке.
— Просто сон приснился. Очень… нехороший сон. Скоро отпустит. Такое бывает.
Саша задумчиво кусает губу — и вдруг голову поднимает, явно озарённый идеей. Улыбается отрастающими клыками — и уменьшается разом, вставая на четыре лапы.
Яр удивлённо смотрит на рысь, с урчанием бодающую его в ногу, и садится на корточки, запуская пальцы в густую шерсть. Рысь ластится и трётся лбом о его плечо, почти роняя его в траву.
Яр не может сдержать улыбки, обнимая зверя и прижимаясь ухом куда-то к его шее; довольное басистое мурчание впитывая всем существом и окончательно успокаиваясь.
Оно звучащие в сознании крики вытесняет; дым, будто застрявший в лёгких, сменяется родным хвойным запахом.