Яр вместо этого просто прижимается к нему крепче, чувствуя, как шершавая — слишком шершавая сейчас, будто древесной корой покрытая — ладонь гладит его по волосам.
Яр, кажется, так в его руках и засыпает, наконец сумев успокоиться.
Саша, осторожно укладывающий его на траву, только фыркает, когда Яр во сне безошибочно кладёт руку там, где подземный ручей проходит ближе всего к поверхности.
***
Утром вчерашний провал вовсе не кажется таким уж кошмарным — Яр легко готов поверить, что это Саша разогнал все дурные мысли. Волком на них нарычал, оскалил страшные клыки — кажется, что-то подобное и снилось — а потом рядом с Яром свернулся, грея и защищая.
Яр обнимает его спросонок чуть крепче; сонно трётся щекой о рубашку на груди.
Чувствует, как немного сильнее смыкаются на спине руки. Урчит счастливо.
Он не уверен, что Саша вообще спит в привычном смысле этого слова. Саша может волком чутко задремать в теньке или человеком пригреться на солнце, лёжа головой у Яра на коленях и подставляясь под его руки, ласково перебирающие волосы, но спать ему, насколько Яр успел понять, не нужно. Ему не нужно — и не очень-то нравится — даже всё время сохранять человеческий облик; днём он часто растворяется в воздухе, ветерком шурша в ветках или веселя Яра причудливой игрой тени в листьях.
Яр такие моменты тоже очень любит — Яру дышится очень легко ощущением, что он окружён ласковой и любящей его силой.
Будто нечеловеческие, нематериальные объятия.
И всё-таки — спится лучше в объятиях обычных. И странно всё ещё — что кто-то рядом, что кому-то не наплевать, что кто-то всю ночь остаётся рядом, охраняя его сон — потому только, что Яру спокойнее так просыпаться.
Яр никак не привыкнет к этому. Он притихает снова; замирает, будто пытаясь сделать вид, что всё ещё спит. Тепло впитывает жадно — на подкорке крутится вечное «это оборвётся в любой момент». Яру всё кажется, что его так легко могут оттолкнуть прочь — особенно после снов про родную деревню.
Так странно, что лес смог стать его домом — сделать то, что родной избе так и не удалось.
Может быть, он просто с домовым не подружился правильно?..
Саша рассеянно гладит его по спине, нарушая полусонный расслабленный ход мыслей. Яр жмётся крепче.
— С добрым утром, — фырчит тот.
Яр согласно мычит и тянет руку, не открывая глаз. Зарывается пальцами в мягкие волосы — Саша льнёт к руке — и прочёсывает пряди.
Ни звериных ушей, ни иголок. Яр по его затылку скользит ниже, оглаживает плечи и спину — чувствует, как Саша чуть сводит лопатки под его рукой.
Это уже традиционной игрой стало — найти на ощупь то звериное, что Саша «забыл» убрать. Оба знают, что Саша делает это специально — оба знают, что Яр будет ворчать притворно на то, что Саша никак не научится, а тот насмешливо-виновато фыркать и обещать вот в следующий раз точно…
…и что в следующий раз обязательно найдётся что-нибудь другое.
Яр ладонью ведёт чуть ниже спины — Саша хмыкает тихонько в его волосы, — проверяя, нет ли хвоста. Спину гладит снова, забравшись руками под просторную рубашку; вверх поднимается по груди. Саша чуть задирает голову, доверчиво подставляя под прикосновения шею; Яр тихое мурлыканье, вибрацией прошедшее по его горлу, пальцами ловит и улыбается восхищённо. Скользит на подбородок, гладит по щеке, чувствуя, как растягиваются в улыбке губы; смахивает со лба чёлку, по переносице проводит, убеждаясь, что нос тоже вполне человеческий.
Обводит мягкие губы — и тянется за поцелуем, не открывая глаз.
Убедиться, что нет клыков, разумеется.
Саша ладонью проводит по его спине, отвечая на расслабленно-нежное прикосновение губ; одной рукой зарывается в его волосы. Яра тихое, спокойное счастье затапливает с головой…
…и ощущение, что что-то не так.
Точно.
Он, не отрываясь от сашиных губ, находит его запястье и тянет его руку со своей спины. Чувствует, как Саша в поцелуй улыбается.
Угадал, значит.
Он чуть отстраняется, целуя его в центр ладони — и невесомо касается губами основания даже на ощупь жутких когтей. Вот почему сашина ладонь, лежавшая между лопаток, ощущалась как-то странно — держал пальцы так, чтобы не оцарапать.
— Поранишься, — тихо фырчит Саша.
Яр чувствует, как когти втягиваются, прикидываясь короткими человеческими ногтями; трогает губами подушечки пальцев и открывает, наконец, глаза, лениво потянувшись всем телом и прищурившись на солнечные лучи. Саша ласково чмокает его в переносицу.
Яр улыбается, теряясь в тёплой зелени его глаз.
Как-то очень верится, что сегодня он сможет уговорить собственную магию откликнуться.
========== Никто ==========
— Пойдём?
Яр непонимающе наклоняет голову. В лесу темно, луна давно светит, они уже спать обычно ложатся в это время — но Саша азартно дёргает волчьим ухом, залихватски торчащим из копны волос, и тянет его за руку, заставляя подняться.
— Идём, идём. Ты же родился ровно… сколько лет назад?
— Двадцать, — Яр за ним шагает со ставшей родной полянки. — А откуда ты… я и сам сбился, сколько я здесь!
— Чувствую, — исчерпывающе объясняет Саша и на обиженный взгляд разводит руками: — Ну не знаю я, как объяснить тебе, правда. Чувствую, и всё. У тебя сегодня особая ночь, особая… — он озадаченно хмурится, сдувая упавшую на лоб прядь, — энергия? Я эту особость чувствую, вот и всё.
— Не понимаю, — мотает головой Яр. И морщится: — Да ладно, давай просто ляжем спать, не вспоминал я про этот день и не хочу. Обычный день. Я его… не любил никогда.
Саша смотрит на него грустно. Яру иногда кажется, что он мысли читает — невольно накатывающие воспоминания о том, как дразнили, как шутили, что год прошёл, а Яр так и не вырос, как издевательски желали начать хоть какую пользу приносить своим существованием…
Яр невольно ёжится от ночной прохлады и прибавляет шаг, догоняя Сашу. Говорит вслух, пытаясь себя убедить:
— Ладно, сейчас… я не никто, да? Я вот… может, колдовать научусь. Слушай, я бы лучше это праздновал! — осеняет его. — На самом деле. Правда. Рождение колдуна — это явно получше будет, чем рождение человека. И полезнее для всех. Я вот… научусь, и хоть полезным буду, дождь там при засухе вызвать или ещё что, а просто я, просто человек… ну зачем, я никто, скучно, пойдём обратно?
Саша тяжело вздыхает и разворачивается к нему. Яр на него почти налетает от неожиданности — и замирает, когда широкие ладони ложатся ему на плечи.
У Саши глаза сейчас совсем-совсем нечеловеческие, по хвойным радужкам тёплое сияние разливается. Яр замирает, заворожённый.
— Я не человек, — вздыхает тот.
— Я знаю, — кивает Яр осторожно.
— Да я не к тому, — Саша дёргает волчьим ухом, — я не человек. Не волк, не рысь, не птица, не та ель, — он кивает на дёрнувшую лапой ёлочку у тропинки, — и даже не ветер в её ветвях. Я… всё это вместе. Я чувствую одновременно, как держу тебя, — он чуть руки сжимает, — как ты дышишь, как ветер касается твоих волос, как твои ноги давят на землю… как спит там, в ветвях, птица и как прямо у тебя под ногами в земле копошится землеройка. И я одновременно и птица, и землеройка, и тот, кто стоит перед тобой, и этот ветер, — порыв замершему Яру волосы треплет, — и всё это сразу, понимаешь? И… ничто из этого, на самом деле. Никто. Кто тут ещё из нас «никто», а? — он вдруг подмигивает. — А ты — цельный, ц-е-л-ы-й человек. Настоящий. Живой. Отдельно от этого всего, отдельно от меня, от леса, от мира — ты сам немножко мир! Это безумно интересно.