А что ж тут уяснять? И так все ясно. Хочешь кары — ошибись. Не хочешь — не делай ошибок! И я ответил уверенно — все будет в порядке!
Показали мне двух чекистов, из Москвы, должно быть:
— Посмотрите внимательно, чтобы после узнать. Только этим товарищам, и больше никому, вы имеете право передать того господина из Финляндии в тамбуре последнего вагона первого утреннего поезда на станции Парголово. Билет купите вы. Запомнили?
— Да, запомнил.
Переброска Якушева в Финляндию и через сутки оттуда к нам не требовала больших усилий. Две бессонные ночи, и только.
Место для приема того особо важного господина я наметил отличнейшее. Дно реки ровное, высота воды только у нашего берега превышала полтора метра, повозку можно было подать почти к самой реке. Случайности исключались. Бомов сидел в Каллиловских лесах в ожидании запрограммированных командованием — Паэгле и Кольцовым — происшествий, а расположение охраны границы исключало появление пограничников в зоне моих действий. Помощнику я дал строжайшие указания: «Обстановка во многом неясная, напряженная. Сидите у телефона, никуда не отлучаясь. В случае тревоги позвоните Кольцову. Я буду у него».
Конечно, и так бы он никуда не отлучался, поел бы и свалился на боковую. Но справедливости ради надо было и ему выделить долю этих утомительных ночных волнений и тревог.
6
С наступлением темноты подал лошадей почти к самой реке и вскоре уловил силуэты нескольких человек, появившихся со стороны разрушенной таможни. После обычного ознакомления — те ли они и тот ли я, еще несколько заданных на финском языке вопросов:
— Все ли готово?
— Все.
— Охрана как?
— По флангам рассовал. Здесь свободно.
— Лошадь?
— Тут, в кустах на берегу. Давайте быстрее — время не терпит.
На какой-то миг все умолкло, потом до боли заостренный слух уловил осторожные, почти бесшумные шаги человека к берегу и легкие, еле уловимые всплески воды. По ним, хотя человека еще не видно было, заключил — пошел, идет! Не Радкевич, совсем не Радкевич!
У нашего берега течение образовало неширокую, метра в три промоину, в которой вода доходила до плеч среднего человека. Опасаясь, как бы этот господин не струсил, назад бы не повернул, а то, чего доброго, еще упадет и утонет, — я в одежде, скинув только шинель, бросился к нему навстречу, обнял его и затащил на наш берег. Хотя он и голенький был — завернутую в пальто одежду над головой держал, — но тяжелый, мускулистый, черт. Но ничего, осилил я и в душе радовался: «Мой ты теперь, мой!»
Тут бы нам и выехать побыстрее и подальше, но внезапно финны меня к себе затребовали, — на несколько слов, как они сказали. Ничего исключительного в таком требовании не было, и у меня не было убедительных оснований отказаться, но понимал — сейчас этого делать нельзя. Если моя игра разгадана, то им не стоит большого труда прикончить меня на том берегу и пустить по течению. А в это время «гость» с другим, знающим дорогу ездовым, переправленным через реку где-то рядом, уедет, используя мою лошадь и открытую на всю глубину границу. Значит, сегодня переходить границу я не имел права и отказался — мокрый, мол, холодно и время не терпит.
Финны продолжали настаивать, и я не знаю, чем бы это кончилось, но выручил «гость». Узнав от меня, в чем дело и почему не выезжаем, он что-то сказал финнам на непонятном мне языке, и те умолкли.
Садясь в повозку, я вынул маузер из кобуры, взвел его и положил на колени. Так я делал всегда, чтобы наглядно продемонстрировать опасность обстановки и мою боевую готовность. «Гость» тоже стал вытаскивать пистолет из внутреннего кармана, но тут я сердитым шипением остановил его:
— Не смейте! Сидите тихо, здесь я решаю.
Послушался, и это обрадовало. Значит, предупрежден о моем поведении. Всегда важно знать, какими данными о тебе враг располагает. Я был отлично вооружен — маузер на коленях, «Вальтер» на груди под шинелью и в голенище нож. Но оружие не понадобилось. Никто к нам не подходил, не останавливал, и гость тоже враждебных намерений не обнаруживал, только зло и остро высмеивал состояние наших дорог и обещал кому-то в Лондоне, помнится, Мак-Манусу, рассказать об этом. Я только слегка поддерживал этот разговор. В моей роли я дорогами не занимался, и — как не раз предупреждал Станислав Адамович — нельзя переигрывать!