Петр Ингвин, Светлана Макарова
В чем сила, брат?
С оружием к вождю нельзя. Лук с тесаком пришлось оставить, и Энт ощущал себя голым, когда запирал лачугу. Людской поток подхватил его, толпа стягивалась к княжескому замку — облезлому вагону с решетками вместо стекол.
Полинялый ковер, что заменял двери, сдвинулся, страж посторонился. Из тьмы появился князь. Калаш — символ власти — покачивался на груди, из-под бровей сверлил настороженный взгляд. Заполненная площадка перед вагоном притихла. Так стая волков присмирела бы, почуяв вожака. Ловец по кличке Рыжий, главный конкурент Энта, заговорил:
— Добрый князь, вылазка удалась. — Он резко поднял на ноги молодую женщину в обносках. — Взял шатунов на границе с Лесными Землями.
Энту шатунья понравилась. Высокая, ладная. Приодеть, отмыть и причесать — взбесила бы местных девок. Бросились в глаза пухлые губы и родинка на виске. На скуле бурела кровавая корка — Рыжий постарался при поимке или по дороге. Женщина прижимала к себе ребенка лет пяти в капюшоне.
— Мелкого покажи, — распорядился князь.
Шатунья замешкалась, затравленный взгляд метнулся с вождя на окружающих. Капюшон с ребенка резким движением сорвал ловец. Передние ряды отшатнулись, тесня остальных, кто-то грязно выругался.
— И не сожрешь. — Князь плюнул под ноги. — Рыжий, сожги эту тварь, пока не заразились.
Толпа расступилась, и Энт наконец разглядел ребенка. Он поморщился — в далеком детстве видел таких. Проснулось забытое чувство омерзения — плечи передернулись, по спине словно протащили колючку.
Переносица вдавлена, вокруг маленьких косящих глаз толстые складки, низкий лоб под странным углом переходит в затылок, а в уголках рта, открытого в идиотской улыбке, пузырится слюна…
Как простуду, такое не подхватить. В прежнем мире это знал каждый, но за двадцать лет укоренилось: непохожее на тебя — опасно. Это суеверие спасло много жизней, губя не меньше, но гибли чужие, а выживали свои. Итог всех устраивал.
— Добрый князь, мой сын не заразен, я не стала такой же! — Шатунья, как могла, закрыла ребенка собой. — Пощадите!
Ее глаза не косили, нос был с едва заметной горбинкой, тонкие пальцы гладили сальные патлы уродца. Князь не шелохнулся.
— Нельзя оставлять! — крикнули из толпы. — Сожги обоих!
«Даун», — всплыло у Энта нужное слово. Так их звали — непохожих на прочих, с пустым взглядом и вечной улыбкой младенца. Надежды шатуньи не оправдаются. Могут оправдаться, но ненадолго — однажды ночью кто-то не вытерпит и восстановит порядок.
Женщина всхлипнула, грязь на ее щеках прочертили светлые дорожки. Энт не выдержал.
— Я встречал таких, — бросил он в повисшую тишину. — Может, и меня сжечь? Рыжий тоже знает, что к чему, вот и подумайте — привел бы он домой смерть?
То, что об этом знает и князь, лучше не упоминать, но кому надо, тот услышал. Их осталось трое из стариков, умеющих выживать — Энт, Рыжий и князь.
Стариков? Слегка за тридцать. В новом мире редко доживали до сорока. Естественный отбор.
Энт поймал взгляд шатуньи — благодарный и умоляющий. Она видела в нем защитника. Энт отвернулся. Женщина ошиблась. Он за справедливость, но не против князя.
По-звериному втягивая воздух, князь молчал. Избавляться от выродка бессмысленно, рабыня превратится в лютого врага или в безжизненную аморфную массу, это понятно любому.
— Он не будет обузой, — тихо начала женщина. — Нам хватит самой малости. Я отработаю. Он добрый, ласковый, терпеливый. Подрастет — тоже будет работать, а пока может развлекать. Он поет и танцует…
Энт покачал головой: зря она. Пока уродца не видят, есть хоть какая-то надежда. Если же вывести перед всеми…
— Я решил, — заговорил князь.
Лицо женщины побелело, руки опустились.
— Первую неделю шатунья живет у меня, затем по жребию. Днем будет готовить для стражи, первой пробовать и разносить на посты.
В другой ситуации Энт непременно кивнул бы. Хороший ход. Там, где завистливый ближний подложит свинью, зависимый сделает на совесть. Князь со своей сворой выиграют. А женщина? Для нее это не милость, не уступка, это каторга — жуткая, изнурительная, бесконечная. На постах скучно, чужаки незаметно не подберутся, им неоткуда взяться — племена сидят на источниках воды, а до ближайшего, в Лесных Землях, трое суток пути. Только если одиночки-шатуны забредут — из тех, что совсем жизнью не дорожат.
— Выродка поселим в одной из клеток, ключи у ловцов. — Князь опустил взор на шатунью. — После работы можешь навещать, убирать и кормить.
«После работы!» Ни Энт, ни прочие ловцы не поднимут задницы, чтобы переться к расположенным на окраине клеткам со скотом и добычей бесплатно. Отработка станет постоянной, кошмар — нескончаемым.