А шатунья… улыбалась. Энт вздрогнул и протер глаза. Не привиделось. Спятила? Не понимает?!
Женщина понимала все. Она смотрела на ребенка, на умиротворенном лице сияла счастливая неземная улыбка.
Энт не понял, почему задрожали руки, защипало в носу, а в горле возник странный ком.
Уснуть не получалось. Мысли наглыми насекомыми лезли в голову и покусывали изнутри. Главный вопрос в любом деле — «Поможет ли это выжить?» Утвердительный ответ снимал ответственность и устранял угрызения совести. Шатунья в систему не вписывалась. И не давала покоя улыбка на лице, обращенном к сыну-уроду. Стоило прикрыть веки, и выражение мадонны, со вселенской любовью глядящей на божье дитя, как наваждение вспыхивало перед глазами.
В мире после катастрофы желания просты: выжить и, если повезет, продолжить род. «Женщина — вещь, слабак — еда, больной — беда», — главный закон выживания. Каким-то чудом шатунья с ребенком оставили естественный отбор в дураках. Опыт ловца говорил: сила не в том, что выглядит силой, сила — то, что побеждает. Энт ворочался на постели из тряпья, глядел сквозь сгущенный сумрак на стены из фанеры и вновь задавал себе один и тот же вопрос из прошлой жизни, когда его звали Антон, а люди не ели людей: «В чем сила, брат?»
Ответ лежал на поверхности. Энт поднялся, собрал все ценное и выскользнул из лачуги.
Перед вагоном дремал стражник. Энт потряс его за плечо. Нельзя убивать спящего, он обязательно вскрикнет.
Нож привычно и легко вошел в сердце. Труп остался приваленным к стенке — для окружающих страж продолжал нести службу. За сдвинутой завесой ковра слышались два дыхания. Оба ровные. Перешагнув растяжки и простенькую для опытного ловца западню, заголенищным тесаком Энт полоснул князя по шее.
От хрипа и бульканья лежавшая рядом шатунья проснулась. Энт зажал ей рот.
— Ты шла в Лесные Земли? — тихо спросил он.
Испуганные глаза над ладонью медленно моргнули.
Новый день они встретили в степи. В сиянии рассветных лучей Энт любовался сильной поджарой фигурой спутницы. Губами. Родинкой на виске. Суровым взглядом. А перед глазами стояла улыбка — полная любви в момент, когда другие кричали бы от ужаса.
Женщину звали Мия.
— Папа? — ударил по ушам чуть хрипловатый детский голос.
Энт вздрогнул, взгляд метнулся к источнику звука, но сбился, будто подстреленный. Пересилить себя не удалось. Ребенок внушал отвращение на уровне инстинктов.
— Помолчи, милый. — Мия опустила глаза. — Этот хороший дядя отведет нас в Лесные Земли.
Хороший дядя?!
«В чем сила, брат?» — вновь всплыло в мозгу.
Голова повернулась чуть не со скрежетом — Энт все же заставил себя посмотреть на ковылявшего коротконогого уродца.
Маленькие глазки в мерзких складках. Открытый рот. Жуткая плоская переносица. Энта передернуло.
И вновь: пухлые губы. Родинка. Но главное — улыбка, о которой не забыть. До вчерашнего дня Энт представить не мог, насколько самоотверженной бывает любовь. Просто не знал любви — настоящей. Если все получится, и эта женщина будет так же сильно любить пусть не его самого, но хотя бы их будущих детей… Этого достаточно для счастья. И тогда…
Тогда, возможно, и он научится любить.
Энт остановился. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло.
Мия с сыном повернулись к нему. На этот раз взгляд Энта не отскочил, а протянутая рука приняла в себя маленькую ладошку.
И ничего страшного. Просто рука ребенка — теплая, почти невесомая, беззащитная.
Просто. Рука. Ребенка.
«В чем сила, брат?»
Он крепче сжал руку мальчишки.
— Мама не права. — Энт помедлил и твердо завершил: — Папа.