Старпом протискивается вперед, садится на диванчик и раскладывает таблицы. На лице Григория Семеновича — страстное желание взглянуть на фашистский конвой. При очередном подъеме перископа я говорю ему:
— Посмотрите, какое идет судно!
— Ну и громадина! Вот бы на третье блюдо! — восклицает Редькин. — Какое запишем водоизмещение?
— Примерно десять — двенадцать тысяч тонн, а с полным грузом и того больше. Кстати, почему-то у него малая осадка, хотя идет к фронту…
Я ставлю ручку прибора перископа на «увеличение». Вижу на мостике и на носовой части палубы транспорта много людей. Но кто они, эти люди? Похоже — охранники, сопровождающие груз. Кажется, все они смотрят в сторону моря. Но нами выбран тупой угол встречи: торпеды пойдут с направления, которое меньше всего наблюдается противником. А главное — мы занимаем выгодную позицию, позволяющую стрелять сразу по двум целям — и по транспорту и по сторожевику.
— Носовые аппараты товсь!
Торпедная атака — экзамен экипажу. Ее успех достигается четким взаимодействием всех боевых частей. Каждый подводник должен безукоризненно выполнять свои обязанности: боцман — вести лодку на заданной глубине, рулевой — точно держать на курсе, старший инженер-механик и старшина группы трюмных — поддерживать необходимую дифферентовку лодки, электрики — регулировать число оборотов главных электромоторов, торпедисты — своевременно выпустить торпеды… И никто не имеет права ошибиться: осечка одного может привести к срыву атаки, к тяжелым последствиям.
В отсеках настороженная тишина. Люди испытывают огромное напряжение — моральное и физическое. Все понимают — теперь, как никогда, надо показать пример мужества и стойкости, беззаветной преданности Родине и народу. Атака требует в одном случае мускульной силы, а в другом — еле заметных движений, ювелирной точности. Тут нужна исключительная собранность — чтобы пальцы не дрожали, в коленках не ощущалась слабость. Тренировки, учения — позади, сейчас настоящее дело — проверка боем.
Расстояние до цели сокращается, мы подходим к точке залпа. Перископ теперь поднимаю так, чтобы верхний глазок объектива чуть-чуть торчал из-под воды. Поверх гребешков волн вижу лишь мачты и трубу транспорта. Ну а противник практически не сможет обнаружить наш перископ. Угол упреждения установлен.
— Аппараты…
Перед залпом все замирает, напряжение достигает апогея. Нельзя ни чихнуть, ни кашлянуть: может дрогнуть рука на кнопке, на рычаге, и… торпеды выйдут преждевременно.
Остаются считанные секунды, и до чего они длинные, тягучие… Наконец цель наползает на визирную линию.
— Пли!
Ощущаю мягкие толчки, и шесть торпед, развивая скорость, несутся в сторону противника.
И опять томительное ожидание. Но вот раздается взрыв огромной силы, потом второй, третий. Три попадания! Экзамен выдержан! Никто не подвел — молодцы!
Из-за малой дистанции стрельбы, порядка 5–7 кабельтовых, корпус лодки содрогается от мощных взрывов своих же торпед. После них разрывы глубинных бомб, вскоре посыпавшихся на нас, кажутся хлопушками.
Из боевой рубки наш «квартет» спускается в центральный пост, и лодка уходит на глубину.
— В каком направлении движется противолодочный корабль? — спрашиваю штурмана, наносящего на карту акустический пеленг.
— Влево от нас, — докладывает Афанасьев.
— Право руля!
Нам часто приходится уклоняться маневрами, прямо противоположными противнику: он вправо — мы влево, он влево — мы вправо, он вперед — мы назад.
Наш удар, видимо, явился для противника ошеломляющим. Об этом свидетельствовало его беспорядочное бомбометание.
— Бросают не сериями, но часто. Техника-то у них старая, — говорит старпом. — И, обращаясь к старшине 2-й статьи Гончару, спрашивает: — Вы точно подсчитываете сброшенные глубинные бомбы?
Владимир Гончар, штурманский электрик, согласно боевому расписанию ведет черновые записи событий, связанных с торпедной атакой, минной постановкой и т. д.
— Ставлю палочки в тетрадке, товарищ капитан-лейтенант.
— Этак можно и перепутать. Возьмите-ка коробок спичек и откладывайте: взрыв — спичка в карман… Понятно?
— Так точно, понятно!
Через несколько минут Гончар докладывает:
— Спички кончаются…
— Продолжайте отсчитывать из моих, — говорю я, протягивая коробок.
Мы легко оторвались от противника и подвсплыли. Поднимаю перископ, осматриваю водную поверхность: транспорта и одного эскортного корабля в составе конвоя нет. К перископу поочередно подходят Герасимов и Редькин: они также убеждаются — транспорт и корабль исчезли, ушли на дно. К месту атаки, однако, приближаются противолодочные катера, идущие полным ходом. Мы снова уходим на глубину, на этот раз ныряем под немецкие минные поля и отходим мористее. Бомбометание, не причинившее нам вреда, прекратилось.