У древнеарабского поэта Лабида есть строки, посвященные судьбе одной несчастной бедуинки, вышедшей замуж за могущественного властителя:
В 1969 году я был свидетелем другого случая, когда настойчивое сватовство влюбленного и весьма состоятельного жителя оазиса Сива было решительно отвергнуто семьей бедуинской девушки. Молодой человек неделями бродил понурый, кипя от ярости. Но ничего не помогло. Шехибабы — так называлось племя — предпочли выдать девушку за своего, хотя и небогатого юношу.
Арабы-кочевники считают само собой разумеющимся, если девушка выходит замуж очень рано — как только достигает половой зрелости. Столь же обычным считается и желание иметь как можно больше детей. Нередко 20-летняя женщина кормит второго или третьего ребенка, так как вышла замуж в 14 лет. Мужчины впервые женятся обычно в возрасте 18–20 лет. Не припомню случая, чтобы мне встретился холостяк-бедуин или незамужняя бедуинка.
Хотя у арабов-кочевников различных областей существуют разные варианты свадебного праздника, церемония заключения брачного контракта в основных чертах сходна: уплата семье девушки выкупа за невесту; публичное доказательство девственности невесты, что окончательно подтверждает контракт; произнесение вступительной суры Корана при заключении брачного контракта и подтверждение его свидетелями.
Я имел счастье неоднократно присутствовать в качестве гостя на бедуинских свадьбах. Опишу свадебный обряд у аулад-али, потому что в данном случае мне хорошо известна вся история сватовства.
Аулад-али — одно из крупных бедуинских племен Египта. Они живут в Сахель аль-Шималь — в районе Средиземноморского побережья между Александрией, крупнейшим портом Египта, и городом Эс-Саллумом, расположенным у границы с Ливией. Они насчитывают сегодня примерно 115 тысяч человек и разбиты на многочисленные родовые группы. Некогда аулад-али славились как верблюдоводы и вожаки караванов. На протяжении многих столетий они торговали финиками с оазисом Сива. Аулад-али ведут преимущественно оседлый образ жизни, разводят в основном овец и коз, выращивают фиговые, оливковые и миндальные сады, а в период обильных зимних дождей — ячмень, излишки которого продают на рынке. Благодаря поддержке правительства президента Насера условия их жизни улучшились. В десятках селений, расположенных вдоль железнодорожной линии Александрия — Эс-Саллум, были построены школы, больницы, созданы сельскохозяйственные кооперативы. Здесь аулад-али устраивают еженедельные торги скота, который продают для убоя. На вырученные деньги они приобретают товары, которые сами не производят.
На один из таких базаров в Сиди Баррани, недалеко от Эс-Саллума, пришел Муса ибн Харун с небольшим стадом курдючных овец, чтобы продать их по поручению отца. Он рьяно торговался с египетским скупщиком, после чего сделка состоялась. Довольный Муса спрятал толстую пачку изрядно помятых купюр в своей галабии (верхняя одежда наподобие рубашки), картинно набросил на плечи белую шерстяную накидку и окунулся в толчею покупателей, которые плотно осаждали базарные палатки. Это случилось с ним у прилавка, где громоздились рулоны хлопчатобумажных и шелковых тканей всех цветов радуги. Здесь его насквозь пронзили «лучи газельих глаз» молодой бедуинки. Стараясь оставаться незамеченным, Муса держался поблизости, что в людском водовороте было не так уж и трудно. Но красавица купила понравившуюся ей ткань и в сопровождении матери направилась к выходу, где приезжие привязывают своих верблюдов и ослов. Там обеих женщин ожидала группа бедуинов, принадлежавших — и это было хорошо заметно — к той же семье, что и женщины, и готовилась к возвращению в свое селение.
Хотя Муса ибн Харун не «припарковал» здесь ни верблюда, ни осла, он подошел поближе, чтобы узнать, из какой семьи была так ему приглянувшаяся девушка. На незнакомке было длинное, до пят лимонного цвета платье, а стройную талию охватывал широкий голубой шелковый пояс. Именно это обнадежило Мусу, ибо замужние женщины его племени всегда носили красные шафры как символ своего семейного положения. Муса едва не пришел в отчаяние, видя, как девушка и ее родственники, рассовав покупки по сумкам, уселись верхом на своих животных и покинули базар, взяв курс на восток. Полный грустных размышлений, он брел за удалявшимся караваном, как вдруг рядом с ним остановился довольно потрепанный «джип», владельца которого Муса хорошо знал. Это был шейх Раслан ибн Хабуни, глава арава, подгруппы синнана. К ним принадлежала и семья Мусы. Шейх Раслан дружелюбно ответил на почтительное приветствие молодого человека и подробно осведомился о самочувствии членов семьи Мусы, о состоянии стад. Что поделывает этот? Как дела у того? Муса должен был крепко держать себя в руках, чтобы не спрашивать о девушке. Лишь в конце беседы он как бы мимоходом осведомился у старика, не знает ли тот людей, которых он, Муса, только что встретил.
— Ты имеешь в виду маленький караван, где двое мужчин и женщины?
— Именно так, — сказал Муса, внутренне напрягшись.
— Конечно, я их знаю. Это Шукри Слиман со своим сыном Насраллой. Они принадлежат к аит агабат из синнана.
Нашего Мусу эта информация полностью успокоила. Он радостно поцеловал шейху руку, распростившись с ним церемониальным мирным приветствием своего народа:
— Салам алейкум, йа шейх, — и от всей души добавил:
— Аллах да продлит твои годы.
С легким сердцем он пустился в путь по степи. Мысли его витали далеко, но снова и снова возвращались к одному: дочь Шукри Слимана должна стать его невестой. И по степным просторам понеслась его полная страсти песня:
и
На следующее утро Муса рассказал своему отцу о том, что с ним произошло на базаре в Сиди Баррани. Старый Харун ибн Сабр сначала посоветовался со своим братом, а вечером выяснил, что по этому поводу думает жена. Было установлено, что, во-первых, среди родственников сейчас для Мусы нет подходящей по возрасту невесты, и, во-вторых, родовая группа агабат как подгруппа синнана вполне равноценна их собственной подгруппе самулус. Посоветовавшись, родственники Мусы решили нанести визит в шатер семьи Шукри Слимана.
Спустя некоторое время этот визит состоялся. Их приняли со всеми подобающими почестями. В результате продолжительных, но малозначащих бесед — в махраме и в устланном коврами мужском отделении — обе стороны договорились об ответном визите. Во время этой встречи о существе дела не было сказано ни слова. Но хозяин хорошо понимал смысл того внимания, которое мать Мусы проявляла к его дочерям. Когда стороны приветствовали друг друга, Муса взглядом указал матери на свою избранницу и обрадовался, узнав, что мать одобрила его выбор и даже назвала ему имя 16-летней девушки. Ее звали Мабсута («Счастливая»), Спустя несколько дней родственники невесты нанесли ответный визит. Отец Мусы заколол для гостей ягненка. Согласно обычаю, это свидетельствовало о важности визита. В конце трапезы, когда был подан ароматный чай и все находились в приподнятом настроении, отцы семейств постепенно подошли к цели встречи.