Военный трибунал заочно приговорил вождя шаммаров к смертной казни. Это место занял его двоюродный брат Миш’ан аль-Фейсал, утвержденный правительством Багдада. Верховным шейхом племени он был до самой смерти (в 1968 году). К этому времени обстановка в стране сложилась таким образом, что впавший в немилость Ахмед аль-Аджиль смог вернуться на родину и снова стать верховным вождем всех шаммаров.
В гостях у «вождя вождей»
А теперь побываем у шейха Миш’ан аль-Фейсала, с которым я познакомился в 1962 году. Когда я приехал в Мосул, крупнейший город Северного Ирака, был как раз пост. Перед этим по дороге из Багдада я заехал в Гейаре, где постоянно живет шейх Миш’ан. Его резиденция с большими глиняными постройками расположена среди плантаций, орошаемых водой из Тигра с помощью насосов, снабженных моторами. Мне сказали, что шейх шаммаров выехал по делам в Мосул и остановился в отеле «Рафидайн». И вот я сижу в холле отеля на мягкой кожаной софе и жду, когда важному лицу будет передано мое рекомендательное письмо. Я осмотрелся. Справа около темного цвета стойки для регистрации стеклянная дверь с косой надписью «Американский бар», затем устланная коврами лестница, ведущая наверх, возле нее вертящаяся дверь в ресторан. Однако до обоняния и слуха гостей отеля не доносятся ни запахи еды, ни стук приборов. Ведь сейчас рамадан, месяц поста: блюда и напитки будут подаваться только после захода солнца.
Стройный подвижный человек в традиционной одежде быстро спускается по лестнице. Я поднимаюсь с софы навстречу его приветствию: «Меня зовут Абдуллах Яхья, я секретарь шейха шаммаров. Он ждет вас наверху. Пожалуйста, следуйте за мной». Он ведет меня на второй этаж на террасу, залитую солнцем, куда выходят несколько комнат. Из средней двери появился шейх Миш’ан аль-Фейсал, мужчина богатырского телосложения, с окладистой черной бородой, со шрамом поперек лба. Густым басом он произносит слова традиционного приветствия. Мы усаживаемся в кресла, стоящие вокруг низкого столика. Я нахожусь между шестидесятилетним шейхом шаммаров и темнокожим бедуином, под его бурнусом угадывается кобура пистолета. «Ага! Это — телохранитель», — подумал я. Напротив нас садится симпатичный секретарь, с которым позже у нас установились весьма дружеские отношения.
После нескольких минут вежливого молчания я передаю привет от декана факультета Багдадского университета, где учусь, и напоминаю о рекомендательном письме. Шейх Миш’ан передает письмо секретарю, и тот зачитывает его. В то время как все внимательно слушают, на террасу входят три бедуина и присоединяются к нам.
— Как я понял, ты намерен пожить с нами некоторое время в степи, — обращается Миш’ан ко мне. — Ты для нас желанный гость, и ты можешь жить среди шаммаров сколько тебе захочется. Ты увидишь стада, будешь ездить на верблюдах, узнаешь и сфотографируешь все, что пожелаешь… Но… — и здесь он сделал паузу, которая притушила мою первоначальную радость по поводу полученного разрешения. — Но сейчас время неблагоприятное. Сейчас месяц поста — рамадан. Бедуинам будет очень тяжело достойно принять гостя. Мы ослаблены голоданием и жаждой и не так веселы, как обычно. Сейчас не время для гостей.
Остальные при этих словах одобрительно кивали головами. Увидев мое разочарованное лицо, шейх Миш’ан ободряюще добавил:
— Приезжай к нам на конец поста и оставайся сколько тебе заблагорассудится! Много лет назад у нас уже побывал немец. Его звали барон Макс, и он был добрым другом моего отца.
Читатель, наверное, уже догадался, что шейх Миш’ан назвал «бароном Максом» Макса фон Оппепгейма. В конце аудиенции верховный вождь шаммаров диктует подробный ответ декану, вручает его мне, и я прощаюсь со всеми.
Дальше все происходит так, как предложил мне шейх: я снова являюсь в установленное время в отель, а потом на несколько недель еду в гости к шаммарам. В весенние месяцы шейх Миш’ан живет в огромном шатре в степи Джезира приблизительно в 80 километрах к западу от Тигра. Лагерь состоит из дюжины небольших шатров, неподалеку от большого шатра находится глинобитная постройка, куда Миш’ан поселил Манифу, самую молодую жену, с ребенком. Шейх привез повара и многочисленных слуг. Его первая жена живет с детьми в деревне к северу от гор Синджара, а вторая — в Гей-аре, на Тигре. Позже, уже после того как я покинул шаммаров, шейх Миш’ан женился в четвертый раз на восемнадцатилетней красавице родом из Сирии. Наверное, это не случайно.
В большом шатре шейха постоянно кого-нибудь встречаешь — в основном членов племени шаммар, но бывают и представители других иракских племен и их вожди, которые приезжают засвидетельствовать свое почтение верховному правителю шаммаров, и им всякий раз оказывается подобающий прием. Благодаря знакомству с вождями отдельных племен шаммаров мне удалось собрать ценные данные о численности и районах их расселения. я получил также приглашения в самые различные лагеря бедуинов, рассеянные по обширной области Джезира. О том, как верховный глава шаммаров усыновил меня[22], я подробно описал в своей вышедшей в 1964 году книге «Абдалла у бедуинов»{19}. А было это так.
Прошло две недели с тех пор, как я поселился в качестве гостя в черных шатрах шаммаров. Все это время они оказывали мне многочисленные почести, что было связано для моих хозяев с определенными расходами. Наконец они нашли практическое решение — приняли меня в свое племя. Несомненно, это большая честь, и еще сегодня я горжусь тем, что у меня есть имя Абдалла Миш’ан аль-Фейсал. Для бедуинов это был, очевидно, кратчайший путь, чтобы избежать тех неудобств, которые были связаны с древним этикетом кочевников. Ведь когда я входил в шатер, все поднимались с ковра в знак высокого уважения к гостю, когда я выходил, повторялась та же процедура. Стоило мне закончить еду, как все тотчас же переставали есть. Как я позже понял, все это было для многих весьма обременительно.
Разумеется, бедуины принимают в свои ряды не каждого. Предварительно он должен подвергнуться, хотя и незаметным, но очень серьезным испытаниям. Я должен был участвовать вместе с ними в скачках. На горячих скакунах, без уздечки и стремян я стрелял по мишеням — жестяным банкам, расставленным в песках пустыни. Каждое попадание вызывало ликование, в особенности у женщин и детей, которые издали наблюдали за всем происходящим. Во время сильных песчаных бурь я помогал крепить шесты в большой палатке вождя племени. Это требовало предельного напряжения физических сил. Нередко случалось так, что при падении шеста гибли обитатели шатра. Наконец настал день, когда собравшиеся у лагерного очага старейшины пригласили меня в свой круг, и главный шейх обратился ко мне с торжественными словами: «Перед лицом собравшихся здесь лучших людей я нарекаю тебя именем Абдалла и как своего сына присоединяю тебя к моим сыновьям. В знак моего благоволения прими этого жеребца». При этих словах черный Хамуд ввел в шатер коричневого скакуна и вручил мне повод. Прежде чем я успел разглядеть коня, шейх шейхов шаммаров поднялся со своего места и трижды поцеловал меня. Нас окружили собравшиеся, некоторые в знак радости стреляли в воздух. В этот момент я не только получил звучное имя Абдалла Миш’ан аль-Фейсал ибн Ферхан ибн Сфук ибн Фарис ибн Хмейди ибн Медшрен ибн Мешалс ибн Гренис ибн Ферхан ибн Мухаммад ибн Абдалла, но одновременно приобрел и девять братьев, шестнадцать сестер, двенадцать дядей, а кроме того, бесчисленное количество двоюродных братьев и сестер. Среди прочего я получил право приобретать товары без денег; после жатвы все это списывалось со счета моего отца — бедуина.
Часто шейх покидал лагерь, направляясь в своем ярко-красном «шевроле» в сопровождении многочисленной свиты в Мосул или в Багдад для переговоров с властями или бизнесменами. Шейх Миш’ан — один из богатейших землевладельцев Ирака: ему принадлежало около 40 тысяч гектаров угодий. Разумеется, он сдавал землю в аренду. Арендаторы в соответствии с контрактом отдавали часть собранного урожая. Его состояние хранилось в банках и исчислялось миллионами. Одевался шейх просто, ходил в стоптанных туфлях на босу ногу. Но зато он был гурманом, любил вкусно и обильно поесть. Его турецкий повар — самое важное лицо из всей прислуги. В отелях, где останавливался шейх, для него готовили отдельно.
22
Адаптация известна у многих народов. Бедуины усыновляли сирот, военнопленных, а также других людей, которые должны были жить в племени и пользоваться расположением его членов. Усыновлялись только мальчики и неженатые молодые мужчины. Адаптированный член семьи становился тем самым членом племени и получал все права ее члена, в том числе был защищаем, как и любой другой член племени и семьи.