Позади нас, пронзительна крича, пикируют вниз чайки, иногда взлетая вверх с рыбой в клюве. Гавань уже превратилась в игрушечную.
Маленькая и коричневая полоска, не более — я еще некоторое время могу различить деревянные причалы на берегу. Большие базальтовые валуны, торчащие из воды, выглядят словно небольшие игрушки, рассыпанные вдоль берега.
Лодка вздымается на больших волнах и море всё чаще окатывает нас ледяной водой. Моё дыхание учащается и я отчаянно цепляюсь окоченевшими пальцами за борт лодки. Когда Хейт посматривает на меня, я послушно улыбаюсь застывшей улыбкой.
Моё первое плавание — это экскурсия в мир могущества, силы и противодействия ей, борьбы с холодными, развевающимися демонами, оглушительно хохочущими из морских заколдованных глубин. Тоскующе я оглядываюсь на безопасную землю.
«Ну вот, — думаю я, — теперь я хочу вернуться». Почему, чтобы стать мужчиной, обязательно нужно выйти в море?
Задыхаясь, я пытаюсь беспечно заговорить с Хейтом, но он твёрдой рукой толкает меня назад, на кормовую скамью.
«Сядь там посередине и держись покрепче. Эй, и осторожнее с парусом там!»
Последние слова он кричит и одновременно толкает меня вниз. С оглушительный треском и под скрип канатов над нами шумит мачта.
Лодка почти полностью под властью моря: Мейнт, сидящий напротив меня, вдруг оказывается высоко надо мной, а через мгновение, когда лодка спускается с волны, он оказывается ниже меня. Я чувствую, что содержимое моего желудка просится наружу. Мне подумалось, что если это когда-нибудь закончится, то это будет очень здорово, настоящее приключение… Я не должен показать, что у меня морская болезнь, иначе они засмеют меня.
Но я с трудом дышу и спазмы в горле становятся все сильнее. Я цепляюсь за мокрые борта лодки и пробираюсь к середине.
Там я опускаюсь на палубу, спиной к борту лодки, упершись ногами в ящик, куда складывают пойманную рыбу.
Овец кидает с одной стороны лодки на другую, и они дрыгают ногами. Мейнт что-то кричит мне против ветра и смеётся. Я восхищаюсь им, он ловко и быстро двигается по мокрой, скользкой палубе, сохраняя при этом весёлость. Смело балансируя, он подходит к овцам и делает их привязь короче. Овцы не блеют, они безучастно падают туда-сюда, но я обнаруживаю смертельный страх в их глазах, смотрящих в пустоту.
Я пытаюсь заглушить свой собственный страх и загнать его обратно. Я слышу свой собственный голос, звучащий пусто и фальшиво, я громко и принужденно смеюсь, чувствуя свою трусость.
«Вот что значит выходить в море. В море страшно, а не в школе», — думаю я. Моё тело замёрзло, пальцы онемели от холода. Постоянно растущее чувство тошноты и сознание того, что я бессилен защитить себя от всего, заставляет мою челюсть сильно и неудержимо стучать.
В отчаянии я сжимаю зубы. Только бы не показать свою слабость, только не сейчас…
Об этом мы пели песню в школе:
Неожиданно Попке оказывается на коленях рядом со мной и указывает на противоположную сторону. Неохотно я поднимаю своё отяжелевшее тело повыше и замечаю кое-что на берегу, который выглядит как маленький холм. Вопросительно я смотрю на него.
«Это Красная Скала, — кричит он мне в ухо, — ты не узнал?» Снова волна окатывает меня и я пригибаюсь. Неужели эта хилая, неприметная возвышенность и есть то место, где играли мы с Яном? Неужели это и есть теплый, зелёный холм, который так величественно возвышался вблизи нашего дома? Паруса снова ловят порывы ветра с резким, взрывным хлопком.
Мейнт подскакивает ко мне и свешивается рядом со мной наполовину за борт, напряжённо что-то высматривая в воде. Хейт тоже склоняется в нашу сторону и смотрит, переводит двигатель вполсилы и машет мне. Под собой я чувствую и слышу странные скребущие звуки, словно какие-то животные царапают и грызут лодку. Мы почти приплыли, но топчемся на этом месте, словно сумасшедшие. Мотор в бессилии выпускает клубы едкого дыма, который проникает мне в нос и рот и вызывает тошноту. Стуки под лодкой становятся всё более настойчивыми, и когда я привстаю и сгибаюсь за борт, чувствую слабость и дрожь в коленях. Рядом с собой я вижу, словно призраки, два резиновых предмета, торчащих среди волн; я мог бы прикоснуться к ним, если бы протянул руку.
«Самолёт, — взволновано кричит Мейнт против ветра. — Ты чувствуешь, мы стоим прямо на нём?!» Он ударяет по массивным колёсам, раз, два, до тех пор, пока может до них дотянуться. Зачарованно я смотрю на эти пугающие предметы, фантомы иного, потаённого мира. Подо мной висят люди, вниз головой, и у меня появляется чувство, что я их знаю, что они мои утонувшие друзья. Они так близко, в окружении рыб и водорослей, висят, качаясь, под тонкой слоем бушующей воды. Их руки вибрируют в однообразном ритме туда-сюда, немые жесты: шатающаяся пляска смерти. Сразу после этого видения содержимое моего желудка широким желтоватым потоком низвергается в воду.
Когда мы приплываем в Ставорн, Хейт сострадательно говорит мне, что назад я могу вернуться не на лодке, если захочу, а пешком, ведь Лааксум совсем недалеко. Но с трусливым фатализмом я заставляю себя час спустя снова подняться на борт, заползти в угол и накрыться накидкой, надеясь на лучшее. Наверное, он решил, что я боюсь заблудиться, или что не найду дорогу домой.
В Ставорне я видел трех немецких солдат; они стояли просто так на набережной и никого не останавливали, но тщательно осматривали всех, словно хотели разглядеть что-то под одеждой. Это резко отбросило меня на шаг назад, к Амстердаму и войне. Здесь, во Фрисландии, я успел подзабыть опасность, исходящую от их блестящих сапог, темно-зелёной формы и голосов, звучащих резко и быстро, но вот оно вернулась, это чувство подозрительности и страха.
В порту я старался быть как можно более незаметным и не показать, что страдаю от морской болезни, так как посчитал, что если немцы это заметят, то поймут, что я не местный рыбак, а приезжий, из Амстердама, и тотчас меня схватят. Мне казалось, что они стоят там в гавани и высматривают, ожидая именно меня. Возможно они нашли мою продовольственную карточку, узнали моё имя и мой номер и теперь высматривают меня.
Обратный путь прошёл на удивление быстро, я лежал под парусом и задремал, наполовину больной, наполовину потрясённый предшествующими событиями. Раньше чем ожидал, я почувствовал, что ветер стих, благодетельное спокойствие окутало лодку и напряжение меня покинуло. Рокот мотора стал слабее, паруса опустились вниз. Я выполз из-под паруса и почувствовал легкое дуновение ветерка на своём лице: прямо передо мной был до боли знакомый причал. Великое спокойствие воцарилось в моем чреве, я сошел на берег — герой вернулся из своего первого путешествия — и почувствовал, как земля уходит из-под ног: казалось, что земля стала морем. Это называется — ноги моряка.
Мимо прошёл рыбак, тяжело ступая ногами в деревянных сабо, глухо постукивающими по каменной мощённой дороге: эти звуки отзывались в моих ушах музыкой, такой любимой и знакомой музыкой!
А теперь к Мем, к дому, который твердо стоит среди ив; к столу, который никогда не движется!
Часом позже я сижу перед домом; уже поздно, и бесцветное солнце блеклыми пятнами лежит на земле. У меня на коленях книга, и я пытаюсь вбить себе в голову псалом для завтрашней воскресной школы. За всё время что я здесь, да и во все последующие недели и месяцы, я не нашел иного способа запомнить такие непонятные стихи, как псалмы, кроме как долго читать их, снова и снова, пока они не отложатся в моей голове.