- Не пойдет! Это из партийной программы Гитлера в 1920 году. Пункт номер шесть, если не ошибаюсь. Я же сказал - свою правду-матку!
Анти-Фауст: «По всей стране ликует ворог, в Кремле бесчинствует хасид, бутылка водки - аж сто сорок, вот геноцид так геноцид!»
- Люди, не верьте ему, он говорит правду!.. - воскликнул Сурков, смеясь. - Я полностью разделяю гневный пафос народа. Можете считать меня коммунистом!..
Люмпен- либералы на Болотной слушали Алексея Навального и верили ему. Верили, даже когда он заявил о предстоящем «походе на Кремль». Говорил с надрывом и праведным гневом: «Мы не отдадим того, что принадлежит нам. Нас не надо уговаривать подождать до 2013 года. Вы готовы ждать?.. Нет! Отдайте власть прямо сейчас! Мы заберем сами! В следующий раз мы выведем на улицы Москвы миллион человек! Выйдут ли на улицы России миллионы - да или нет?..»
Миллионы не вышли. Верить Навальному постепенно перестали. Но не потому, что прождали два года, так и не дождавшись обещанного похода за властью. Что-то малопонятное происходило вокруг Навального. Первое уголовное дело по факту хищения в «Кировлесе» 16 миллионов рублей, второе уголовное дело, третье... Затем последовал приговор суда: пять лет лишения свободы в колонии общего режима. Из этих пяти лет он просидел ровно сутки и был допущен к предвыборной борьбе за пост мэра Москвы. Исполнение приговора, как было официально объявлено, отложено до решения суда. Какого еще суда, если вынесение приговора и есть это решение?..
Хуже выглядело другое. Чем больше Навальный набирал политического веса, благодаря все тем же либеральным политтехнологам, тем дальше отходил от либеральных идей и не делал ни малейших попыток дистанцироваться от националистов. В ответ на недоуменные вопросы по поводу его участия в «Русском марше» произнес нечто двусмысленное: «Если вам не нравится «Русский марш», единственный способ сделать его лучше - прийти на него самому. Если туда не придут нормальные люди, то в первую очередь там будут мелькать маргиналы - те, кто сходит с ума, борясь с сионистским заговором. И я буду туда ходить, потому что сейчас я чуть ли не единственный, кого принимают и тут, и там».
Сказал - и впервые за несколько лет не пошел на «Русский марш», сославшись на недомогание. Кажется, он и сам перестал понимать, что происходит и к чему призывать пока еще внимающую толпу. Перестал ощущать себя трибуном после того, как из Кремля ушел его закулисный куратор Владислав Сурков - гений игры, которого пересадили на бумажки в снулом правительстве Медведева. В мае 2013-го гений ушел и оттуда. Для Навального оборвались все путеводные нити. Тоска такая, хоть стреляйся из пистолета, предназначенного для неуравновешенных лиц кавказской национальности.
Допустим, он удачно вселил бесов в неких условных свиней и указал им направление героического похода. Но они ведь не прыгнули с крутизны. Акт самопожертвования подменили бюрократическим процессом формирования координационного совета. А под занавес «болотной» кампании, которую Альбац справедливо назвала «парашной», перестали ругать власть и начали мочить друг друга. Временно оказавшийся не при делах царедворец только посмеивался над финалом «сверхценной идеи», утонувшей в стакане воды. А прозаический Анти-Фауст в приступе антисемитизма заговорил вдруг стихами Всеволода Емелина: «Престижные премии и места на Парнасе делят между евреями и пидарасами». Температура протестного кипения достигла по шкале Суркова точки «околоноля».
Анти-Фауст мыслил себя на стремнине вольной, могучей реки, берущей начало на Болотной, хотя видел, как быстро ухудшается качество того, что плавает на поверхности. А главное, он не мог понять, куда впадает эта река. Искуситель отвечал ему из своего дачного далека: «Эти реки впадают в болота, из которых они вытекают. Это ясно, но вот в чем секрет: ты волнуешься, право, напрасно, ведь и рек этих попросту нет...»
Комментарий к несущественному
Политический провокатор возникает как исторически значимая фигура между условными угнетателями и условно угнетаемыми, обещая власть последним, каковые, если сподобятся одолеть первых, станут угнетателями безусловными, ибо, кроме «профессионального диссидентства», ничего не знают и не хотят знать.
В отличие от них провокатор обязан знать многое. Он ведь разыгрывает историческую шахматную партию, манипулируя одновременно и белыми, и черными фигурами. Не всякому смутьяну-искусителю удается довести партию хотя бы до миттельшпиля.
В России провокатор стал культурным героем прессы и ТВ в той неопределенной мере, в какой он нахально исполняет роль глашатая текущей политики. Провокация же, обратившись в политическую технологию, сделалась достоянием масскульта, запавшего на однополую любовь. Их жертвы готовы прыгнуть с обрыва, однако опасаются... провокации. Это извечная беда искушаемых. Горе в стакане воды.