Последние пассажи Ветвицкой запомнились навсегда. Леди Ю не могла отскочить от рояля.
Не имела права на слабость в такую минуту. Еле живая от страха, девушка завершила рапсодию.
Загремели овации. Юля и оркестранты направились к краю сцены. Машинально, как заведённая ключиком на спине кукла, девушка поклонилась вместе со всеми. Полумрак закулисья принял вернувшуюся Ветвицкую.
— Молодчина, — похвалила подругу Оксана. Щёки Глинской алели от гордости.
****
Очень скоро Нехлюдов понял, что «ад ожидания» не просто фигура речи. Карабин в семь целых и шестьдесят два сотых калибра был направлен ему прямо в лицо. Мысли Андрея неожиданно обнаружили гибкость. Состояние напоминало Нехлюдову просветление.
Абсолютная ясность ума. И вместе с тем отсутствие ощущения времени.
Если в эту аудиторию и собирался кто–то войти, то он уже упустил миллионы возможностей.
Эндрю казалось, что сейчас скажут: «Хватит». Что откроется вся подноготная такой шутки, и розыгрыш кончится.
Но нет, действительность оставалась всё такой же пугающей.
— Слушай, — вымолвил Эндрю, — я не знал о том, что ты… так дорожишь Юлей. Если бы я…
— Заткнись! — рявкнул Самойлов. — Не хочу слышать никаких оправданий!
— Если бы я, — продолжил Андрей, — знал о твоём отношении, я бы никогда… не подошёл бы к ней на километр.
Роман усмехнулся.
— Вот бы тебе раньше так думать. Хотя бы с месячишко назад? — оскалился он.
Нехлюдов натянуто улыбнулся.
— Поздно, Андрюш, — хмуро заметил Самойлов. — Мы давно прошли этот этап.
— И какой же следующий? — спросил Эндрю в отчаянии. — Ты убьёшь меня?
Роман цокнул языком недовольно.
— Каждому достаётся по справедливости, — сказал он. — Только я нахожу идеальную девушку, во мне загорается чувство (Эндрю закрыл глаза, испугавшись), и ты нагло переходишь дорогу. Я подстроил всё так, чтобы ты не попал к Леониду на День Рождения. Но тебе того было мало.
Ты заставил меня ревновать. — Ствол приблизился к носу Андрея. — И мне было очень-очень, ещё сто раз «очень», больно.
— Я это понимаю, — Андрей бросился в ноги Самойлову. — Мне жаль, что так получилось! — зарыдал он. — Прости меня! Если есть ещё что–то святое на свете, прости меня!
Роман брезгливо отдвинулся.
— Размазня, — сказал он.
Впрочем, ему самому не хватало решимости сделать выстрел.
— Замолчи, — приказал Андрею Самойлов. — Нас могут услышать.
Роман запер аудиторию изнутри. Делать из сцены публичный скандал не хотелось. Кто угодно мог начать барабанить в закрытую дверь, убеждая их выйти.
Тут Нехлюдова посетила мысль об освобождении. Всё было очень просто. Он попросил бы Самойлова оказать «последнюю милость». Они выйдут для этого из аудитории, — будь она проклята! В коридоре можно пытаться сбежать. Роман не сможет проследить за каждым движением Эндрю. У Нехлюдова всегда оставалась возможность сбить противника с толку.
— Я хочу тебя попросить, — Андрей ясно увидел свой замысел.
— О чём же? — спросил Самойлов ехидно.
— Последняя милость, — голос Эндрю сорвался. — Звонок Леди Ю в Будапешт. Попрощаться. И я готов ко всему.
Должно было получиться! Нехлюдов вспомнил, что звонил в «Геллерт» несколько дней назад. Он по-прежнему помнил наизусть номер.
— И ты начнёшь бить тревогу? — Роман хмыкнул. — Так не пойдёт.
Эндрю умоляюще поднял руки.
— Ты будешь рядом. Ты услышишь весь наш разговор. — Нехлюдов заметил, что Самойлов засомневался.
Андрей поднажал. — Если что–то не так, ты немедленно сбросишь вызов. Прошу!
Роман не увидел подвоха.
— Хорошо, — Самойлов был внутренне рад, что это оттянет решающий выстрел. — Меня устраивает. Пошли.
Роман повернул ключ в замке. Карабин парень засунул под куртку. Он держал «Remington» наготове.
Самойлов вытолкнул Эндрю в пустой коридор.
— Ты идёшь первым, — заявил он. — Я, как тень, за тобой. И не вздумай выкидывать фокусы!
Они медленно пошли к лестнице.
****
Комната 401.
Саша бежит по картине «Воскресный день на острове Гранд-Жатт» Жоржа Сёра.
Саша
Перепрыгивает за рамку холста. Александр теперь на «Даме в саду Сент-Адресс» Клода Моне.
Саша