А сейчас мы в Игриме. Я только что сменился с вахты, об усталости помолчу. С полвахты стоял на баке с намёткой, пока ползли едва не на брюхе через обмелевшие места фарватера. Намётка – это такой длинный шест с отметками в сантиметрах. Меряешь с носа глубину, кричишь штурману: «Восемьдесят!». То есть глубина на пути всего восемьдесят сантиметров. Потом опять кричишь: «…шестьдесят!» – «Малый ход!» – командует штурман. Потом еще и еще… И вот: «…сорок!» Пароход дергается, всем нутром ощущаешь, как он скребет своим днищем по речному дну… «Самый малый!» – отдает штурман команду в машину. Мало-помалу выползаем. И плывем дальше…
Да… А потом еще шесть часов подряд шел дождь, а эта грязища. И после каждой посадки пассажиров по два раза пришлось швабрить палубы, чистить раковины в гальюнах. Эти аборигены, как только – на борт, так бегут в гальюны и умывальники пластать рыбу-малосол: кишки, чешуя по стенам! И ничего не поделаешь, надо драить! Вспоминаю нашу комнату в литинститутской общаге, где мы никак не могли договориться об очередности в уборке.
Завтра, когда придем в Березов, всеобщий аврал. Потому что закат ясный, а если ясный, будет солнечный день. Погреемся на солнышке. И еще потратим с полпуда хозяйственного мыла, чтобы хорошенько – со шлюпок! – протереть намыленными щетками бока нашей белой, блистательной, пассажирской посудине.
Скоро отправление, штурман Геннадий Александрович даст отвальный гудок, матросы уберут трап. Покачивает. Это, пробуровив реку, прошел буксир с баржей и развел волну. Везут трубы. Баржа по самую палубу в воде. На Пунгу, на крупное газовое месторождение, идут. Не слыхали о Пунге? Надо газеты читать, старики! Я. таким образом, в центре довольно эпохальных событий. За бортом плещется чистейшая Северная Сосьва, а где-то совсем близко от берега – «поют» буровые. Добывают «голубое топливо», так называют газ газетчики.
Можно сойти еще на берег и потолкаться в толпе. Это не московская публика, здесь каждый человек на примете. И радость, и удивление, и печаль обнажены и неподдельны. Если бы вы хоть раз посмотрели, как встречают нашего «Петра Шлеева» в мансийских деревнях и поселках. Это событие! Вот бы сюда нашу братию с её заботами о вечном и нетленном! Как бы хотелось при этом взглянуть на ваши мудрые начитанные лики.
Здесь я иногда забываю, что нахожусь за тысячи километров от городского асфальта и подстриженных деревьев. Будто нет этого в жизни, в природе. Только – холодная сосьвинская вода, она ощутимей, когда достаю её ведерком из-за борта. Бросать его, ведерко на веревке, надо расчетливо, чтоб тебя не выдернуло за борт при полном ходе судна. Однажды – было… Да, ладно. Как видите, цел!
Я не первооткрыватель. Нет, старики, мне не повезло. Даже Славка и Олег – курсанты из Рыбинского речтехникума, плавают здесь вторую практику. А добродушный здоровяк Федя на следующий год придет на «Шлеев» уже не мотористом-практикантом, а механиком.
А капитан Анатолий Сергеевич! Он пятнадцать лет на Северной Сосьве! Каждый манси, встречая теплоход, говорит: «Траствуй, капитан Сергеич!» Каждый перекат, всякую вешку и бакен помнит капитан наизусть, как Ваня Тучков свои хрестоматийные стихи, потому ночью капитан всегда на мостике, возле рулевого.
Вчера ехал с нами поэт Юван Шесталов. Гостил у родителей в Ванзетуре. Зашел ко мне в каюту, похлопал по плечу – «Ты это правильно делаешь, набирайся впечатлений, поэту необходимо!» Изображал из себя шамана. Еще в роли! Он был на празднике «Медвежьей головы». Шаманил. И у меня в каюте рычал, прыгал, тряс головой. Забавно!
Я потянул поэта в наш носовой салон, он типа «ленинской комнаты», какие бывают в воинских частях иль при небольших фабриках, скликал свободный от вахты народ, давай, говорю Ювану, почитай стихи! Юван, как всегда, готов к подобным поэтическим действам! Читал новую поэму. На родине, говорит, сочинил…
Замечательно! Но поэты здесь явление редкое. Не Москва…
В каждом береговом селении на Северной Сосьве нас встречали собаки. Когда теплоход мягко причаливал к берегу, шурша килем о песок, они радостно и наперегонки бежали к судну.
«Лайки, – со знанием дела говорил Олег, открывая иллюминатор, – чистопородные».
Выходила из камбуза кокша и бросала собакам остатки пищи.
«Полкан, Полкан! – кричали матросы.
«Тузик, Тузик!» – звали рулевые.
«Дозор, Дозор!» – басил механик.
Собаки вострили уши и нюхали воздух.
Мы привыкли к ним и запомнили их клички. И когда капитану пришел приказ на какое-то время увести судно на Обь, все мы загрустили.