– Ну, – опять клацнул зубами старый брянский волк, выщелкнув в волчьей шерсти пару породистых блох, не устрашенных и злым сибирским морозом. – Все готовы блюсти договор – не есть мясного?
– Все! – заликовали зайчишки, нянча во взволнованных лапах сладкие морковки. – Спасибо, болярин, спасибо, волкушко!
Ворон с больным крылом, выпускник еще советского ГПТУ №2, он знал наизусть стихи Вознесенского «Уберите Ленина с денег», добавил:
– Есть нестыковки… В татарских деревнях под Тюменью, в Ембаево, Тураево и Малой Каскаре, растет и уплотняется поголовье демократических баранов.
– Рахмат, – сказал старый брянский волк. – Пущай размножают и едят на своих рамазанах. Добрей будут! Сплетите побольше молельных ковриков. Где мастера – ремезы? За дело! Что еще?
– На Центральном рынке возник китаец, обученный странной речевке: «Лужу, стеклю, паяю, чиню презервативы!» – пискнул крот.
– Старая жись возвращается, – хрюкнул кабан.
– А на Солнечном рынке появились тушки мороженых гусей!- голодно облизнувшись, добавила по теме лиса, прибежавшая из глухих тавдинских болот – покрасоваться своей рыжей шубейкой.
– Не верти задом, Эрекция Ивановна, заметил лисе ворон с больным крылом. – Это не наши, австралийские. Эвон откуда везут! Но, полагаю, это охотники из Бердюжья ездят отстреливать там гусей?!
– Что еще говорят в Тюмени? – вопросительно похрюкал кабан.
– Не говорят, кричат! – пискнул крот. – Нельзя, кричат либералы, ставить памятник Ермаку в Историческом сквере, как собрались сибирские казаки. Местные татары то ж голосят – это неприкасаемый ханский погост, Батый с Мамаем зарыты! Я по-кротовьи исследовал территорию, из костей нашел только бивень носорога…
Во тьме камышей громко затрещала сорока:
– Принесла две вести. С какой трещать? Ну вот… первая. В писательской организации вышли новые книжки!
– Что характерно, – присвистнул хорек, – теперь все выпускают свои книжки. Даже не писатели. И всем – почету хочется.
– Да ты че-че-че, я о хорошем! – обиделась сорока.
– Надо поздравить ребят! – сказал старый брянский волк. Зайчишка и сбегает, у него самые скорые лапы! Давай вторую, вещунья!
– Вторррая… Как бы поглаже сказать. Вознамерился вступить в Союз писателей доктор каких-то «политических наук». Прокатили… Шибко матершинную книжку написал. Круче, чем прозаик Сорокин, прости Господи, мой однофамилец!
– Есть закон в РФ – штрафовать за сквернословие в публичных местах, – заметил старый брянский волк. – А книжка – публичное место… Ладно. Есть среди писателей нормальные пацаны. Но надо примерно высечь «доктора». И, проявив исключительную политкорректность и толерантность, отправить в бригаду бобров – на лесоповал. Пусть у бобров изяществу и трудолюбию поучится…
– Свет ты наш, кормилец! – вертела головой сорока. – Но его хвалят доценты с кандидатами, «ура!» кричат на презентациях. Вознесли «Лешака», книжка так называется, и в «Тюменской правде» – за «сочный язык и вологодский диалект автора».
– Скотоложество! – фыркнул кабан. – И что характерно, как говорит хорь, эти альфонсы, о чем бы ни писали, заканчивают – «про оргазмы». Вера у них такая, что ль? А я полагаю, это рыба. Помните, палтуса хвалили, хека прославляли.. .Теперь – оргазм! С чем едят, не знаю! А где – духовность?
– Да, да, сорока, и ты трещишь, будто канцелярского клею в школьном туалете нанюхалась! – посуровел старый брянский волк. – Вологодский диалект я знаю: русский язык без всякой погани… Надо держаться талантам! А придет на землю нашу настоящий ревизор, он все рассудит. Знаете ли, клыкастые и ушастые, как Гоголь сказал? Он сказал: «…Страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба… Будто не знаете, кто этот ревизор? Что прикидываться? Ревизор этот – наша проснувшаяся совесть, которая заставит нас вдруг и разом взглянуть во все глаза на самих себя… вдруг откроется перед тобою, в тебе же, такое страшилище, что от ужаса подымется волос».
А теперь, друзья, за вегетарианскую трапезу!»
Небесные дуновения донесли до меня эти ночные разговоры в зверином собрании. Примечательно: у меньших наших братьев – больше порядочности и справедливости! Потому, глядя на хватких маркитантов из людского племени, наступательно оседлывающих Русские территории и сферы, где еще помнят «Василия Теркина» Твардовского, «Курсантскую венгерку» Луговского и «Видения на холме» Коли Рубцова, хочется, употребив выражение Максима Горького, «ласково погладить собаку, улыбнуться крокодилу, почтительно снять шляпу перед слоном».