Выдумщик, к тому ж, был отменный. До слез смешил рассказом про ненца – участника ноябрьского Парада в Москве сорок первого года. Ветер, вьюга, а ему, бойцу-ненцу, замечательному снайперу, белке только в глаз попадавшему, ну чтоб шкурку не портить, было доверено нести красное полковое знамя. Пока стоял в парадном строю, слушал речь Сталина, продрог порядочно, но в дальнейшем справился с задачей. Помогли, поддержали, погодившиеся на этот морозный случай, Буденный с Ворошиловым, которые, как наркомы, сидели в хорошем чуме возле кремлевской стены, согревались отменным спиртом, ну и строганиной из нельмы да муксуна закусывали. Тундрового человека приметили, конечно, не поскупились, уважили, налили граненый стакан для сугреву! С тем и по площади прошел тундровик, и в бой на фашиста ринулся!
О таланте Ермакова, об его книгах немало сказано. Но, кажется, никто не подчеркивал того, что Ермаков был не просто народным, а глубоко советским писателем и человеком. В этом есть некий парадокс. Власть как раз, особенно партийная, не всегда жаловала писателя. «Виновата» тут и прямолинейность Ермакова, ершистый его характер. Лицо его тяжеловатое, с крупными чертами, немножко старило его, придавало солидность и строгость человеку. И он мог с дополнительной напускной суровостью, а то и с иронией-ехидцей, не глядя на чины и ранги, влепить прямо в лоб любому начальнику, что он думает о нем. Ну и – конфликт возникал. Хоть малый. И кто-нибудь да обрисовывал его нехорошими придумками: известный же человек! Обывателю дай только возможность зацепить талантливую личность, попытаться опустить талант до собственного ничтожества. Мол, а вот он тоже тако-ой!
Не из этого ли ряда «выросли ноги», поздних во времени, демократских сочинений: будто бы и притесняли-то Ермакова при коммуняках. И умер-то он едва ль не под забором от худой жизни, а то и вовсе в канаве, как последний бомж. Усердствовал в этом деле бывший красный репортер, быстро перекрасившийся в лихих 90-х в «жертву сталинизма и тоталитаризма», прежний мой приятель Борис Галязимов, печатая эти несусветные выдумки в демократических «Тюменских известиях».
Да ничего подобного. Умер наш Иван Михайлович от сердечного приступа на даче. Помочь вовремя было некому. Какие «скорые помощи» в чистом поле?! Повалился, как боец, как воин, на траву. И затих на руках его верной супруги Антонины Пантелеевны…
Еще месяц назад ездили мы в пригородный совхоз «Успенский», выступали со стихами и рассказами – прямо на рабочих местах. В совхозе садили картошку. Так что слушали нас – Ивана Ермакова, Геннадия Сазонова и меня – прямо в поле. Сопровождала нас команда с телевидения – режиссер Любовь Переплёткина, редактор Татьяна Лагунова и оператор Виктор (фамилию запамятовал). На телестудии долго хранили пленку с записью наших встреч. Не уцелела, говорят, размагнитилась – от долгого времени…
Рассказывали, как Ермаков, будучи уже известным сказителем, «выхаживал» себе тюменскую квартиру в обкоме партии. В ту пору писателей, членов Союза, обеспечивали жильем в первую очередь, наравне с профессорами и приглашенными в область нужными специалистами. Но все равно похлопотать, пообивать пороги – требовалось. После хождений по чиновникам, попал Ермаков на прием к первому секретарю Борису Евдокимовичу Щербине. Тот будто бы и сказал: «Да мне, Иван Михайлович, раз плюнуть дать тебе квартиру!» – «Ну так плюньте!» – парировал Ермаков.
Квартиру он вскоре получил, молва ходила, что Щербина тут же, при разговоре, вручил ему ключ, достав из ящика первосекретарского стола! Возможно…
Через два года после кончины (всего-то пятидесятилетнего) писателя – в 1976 году я начал работать руководителем бюро пропаганды писательской организации, в первую командировку поехал в Казанский район, чтоб организовать мероприятия памяти Ермакова, как-то и увековечить, именем его улицу или библиотеку назвать. К первому секретарю райкома присоветовали мне не ходить, того он крепко разобидел одно время. Пошел я к секретарю по идеологии Аржиловскому. Василий Сергеевич сказал об Иване Михайловиче много доброго, а уж талант земляка, книги его оценил и того выше. Вот так и появилась табличка на районной библиотеке с именем Ермакова. Затем были встречи в его память в райцентре, в родном селе Михайловке земляки учредили совхозную литературную премию, на пятистеннике, где жил когда-то писатель, установили памятную доску.