— Ни пуха, ни пера! — воскликнул Бульнес, излишне сильно хлопнув меня по спине. — Ведь уже давно пора, правда? Я думал, они никогда не раскачаются.
— Да, правда, — улыбнулся я.
Я всячески демонстрировал неожиданное присутствие духа, не только из-за самолюбия, но скорее для того, чтобы убедить себя самого в том, что это добрые вести, и, пытаясь изобразить уверенность, которой отнюдь не испытывал, выдавил фразу:
— Вовремя сделанная операция лучше, чем пожизненная болезнь.
Бульнес преувеличенно громко расхохотался, а губы Рено растянулись в подобии улыбки, почти не обнажавшей зубы. Алисия холодно взглянула на меня, пожав плечами, уселась за свой стол и начала перебирать бланки.
— Ладно, ладно, мы на твоей стороне. — Бульнес снова похлопал меня по спине, предварительно с пылом произнеся краткую обличительную речь в адрес системы конкурсов и проиллюстрировав ее каким-то случаем из собственной практики.
Скорее по его тону, нежели по словам я догадался, что рассказ этот призван был не столько выявить изъяны системы, сколько воспеть доблесть тех, кто подобно ему самому смог преодолеть все препоны и победить.
— …Если что-нибудь понадобится, рассчитывай на меня.
Я чихнул.
— Очень тебе признателен.
— Не стоит, приятель. Для этого на свете и существуют друзья.
Подобрав с пола портфель, он добавил:
— И не шути с простудой.
Я воспользовался паузой, вызванной уходом Бульнеса, чтобы сменить тему.
— Да, вот еще, — сказал я, доставая из портфеля листок с экзаменационными вопросами. — Я тут хотел сделать копии.
— Ксерокс не работает, — сообщила Алисия.
— Опять сломался?
— Опять. Сколько тебе нужно копий?
Я сказал. Она выхватила у меня листок, встала и вышла со словами:
— Сейчас вернусь.
Забавно: думаю, меня смутило предложение Алисии сделать копии. Возможно, оно показалось мне не просто проявлением ее обычной готовности помочь, а желанием немного скомпенсировать явно обозначившийся на моем лице панический страх при известии о конкурсе. Я прекрасно знал, что переизбрание могут объявить в любой момент, но, хоть и без устали демонстрировал на людях свое желание поскорее его пройти, на самом деле в душе изо всех сил надеялся, что бюрократическая волокита в академических кругах позволит оттягивать конкурс до бесконечности. Наверное, как и Алисию, Рено тоже охватила жалость ко мне, потому что, едва мы остались одни, он нарушил молчание и попытался приободрить меня: он предложил мне воспользоваться материалами, которые он готовил к своему переизбранию, и сам вызвался быть членом комиссии, если я предложу его кандидатуру, уверяя, что будет всячески меня защищать. Затем он напомнил мне о преимуществах сотрудника университета по отношению к возможным претендентам из других учебных заведений и даже стал превозносить склонность университета к эндогамии, а также убеждал меня опубликовать меня все, что смогу, до момента переизбрания. Надо сказать, что в доводах Рено ничего нового для меня не прозвучало и у меня не было никаких оснований сомневаться в искренности его обещаний. Тем не менее его слова вызвали у меня раздражение. Я уже собрался было какой-нибудь неискренней фразой выразить ему свою притворную благодарность, как вдруг он ошарашил меня неожиданным вопросом.
— Кстати, — сказал он, приподняв брови и слегка склонив голову набок, и глаза его загорелись коварным голубым блеском, — ты обратил внимание?
Я вздрогнул. Не знаю, что меня напугало — то ли двусмысленность вопроса, то ли некая интимность, сквозившая в тоне, каким он был задан, и в сопровождающем его жесте.
— На что именно?
— А как ты думаешь?
Он ткнул пальцем в свою щеку и широко улыбнулся:
— На лицо Алисии, конечно! Опять принялась за старое.
В этот момент вернулась Алисия с копиями.
— Как тут вы? — спросила она. — Все секретничаете?
— Секретничаем, — сказал Рено.
Он засунул почту в свой портфель, затем, тайком указав на Алисию, заговорщически мне подмигнул и распрощался:
— Ладно, мне пора, увидимся.
Я совсем не был уверен, что правильно понял намеки Рено, и подумал: «Как странно!» Потом я пристально посмотрел на Алисию, раскладывающую на своем столе копни к экзамену. На ней был желтый летний костюм, очень короткий и облегающий, перехваченный синим поясом. Волосы она собрала в косичку, а лицо покрыла толстым слоем грима, в тщетной надежде замаскировать радужный синяк, украшавший ее левый висок и скулу.