Подо льдом стало опасно. Того и гляди придавит днищем какой-нибудь льдины. Некуда лахтаку деваться, негде искать убежища, а в море еще хуже. До самого дна взбунтовалось море. Выныривать стало труднее, сходящиеся на волнах льдины грозили придавить. Пробился кое-как лахтак сквозь плотную шугу, да так и остался на поверхности, где было все же спокойнее.
Отдыхает, сил набирается. Осень. Лахтаку не время отдыхать на льду, да необходимость заставила. Колышет его льдина на волнах. Морозом шерсть прихватило, шкура покрылась тонким налетом льда. Опять плохо: холодна Пополз неуклюже лахтак по льду, трещину ищет, но все плотно забито льдом. Пытался сквозь шугу в воду пробиться, да она крепкой коркой покрылась. Все ласты изодрал до крови, когти сорвал, крепкую шкуру об лед изранил, обессилел.
Еле ползет лахтак по шуге, а за ним кровавый след тянется. Мороз крепчает. Так и замерз уставший и израненный лахтак.
Стих шторм. Лед примерз к берегу. Вышли охотники в море. Много трупов морских животных погибло, вмерзнув в лед. Тут были и лахтаки, и нерпы, и даже молодой морж.
Жестока природа Севера, не щадит слабого.
Чевальгин
Богато Чукотское море птицами. И каждая живет по-своему. Почти все осенью улетают в теплые края, а весной, когда еще у берега стоит лед, возвращаются обратно, оглашая прибрежные скалы радостными криками.
Но однажды мне удалось встретить интересную птицу, и не летом, а зимой, когда море было сплошь закрыто льдами. Чукчи называют ее чевальгин — полярный чистик.
Стояли сильные морозы. Ветра не было. Над разводьями поднимался густой пар. Я сидел у кромки и караулил нерпу, щелкая зубами от холода. Вдруг совсем рядом раздался писк;
— Пи-пи-пиить! Пи-пи-пиить!
«Что же это может быть?» — подумал я и вдруг увидел недалеко в разводье маленькую серенькую птичку с острым клювиком, тонкой шейкой. Кончики крылышек у «ее были черные. Птичка весело выплывала на середину разводья, подергивая головкой. Но вот, взмахнув крылышками, она скрылась в воде и вынырнула в противоположном конце разводья. В клювике она что-то держала: то ли креветку, то ли рыбешку. Странно было видеть в безмолвной ледяной пустыне это веселое существо.
Вернувшись домой, я спросил у старого Рычыпа:
— Рычып, что это за птичка плавает в разводьях и не боится мороза?.
— А, это чевальгин торбаз дожидается. Ты видел летом черную небольшую птичку с белыми пятнами по бокам, красным острым клювиком и красными лапками? Это ее птенец.
Богато Чукотское море птицами.
Птенцы чевальгина не улетают на юг. Первую зиму они проводят в море и только на второй год вместе со всеми трогаются в путь. Зимой птенцы плавают в разводьях и трещинах, питаются креветками и мелкими рачками. А когда пег разводий, трещин, держатся в лунках нерпы, пробивая тонкий лед острым клювом. Нерпа птицу не обижает. Чевальгин очень хорошо ныряет и долго может быть под водой. А ночует она подо льдом. Во льду, под водой есть хорошие воздушные убежища, особенно там, где много торосов. Птице в таком убежище не страшна ни пурга, ни мороз.
— А почему ты сказал, что она торбаза ждет?
— Потому что у молодого чевальгина лапки серенькие, а у взрослого красные. Вот когда у нее покраснеют лапки, она и трогается в путь вместе со взрослыми. Потому-то и говорят у нас: «Чевальгин торбаза ждет».
На кита
Припай встал намертво. Казалось, никакая сила не сорвет его до самой весны. Большие глыбы льда крепко засели на мели у берега, их засыпал снег. Охотники уже давно охотились на нерпу за кромкой припая. На припае были протоптаны тропинки, установились нартовые дороги. Но неожиданно потеплело, над сопками повисли облака, сорвался южак — ынэнан, что очень редко бывает в декабре. К вечеру южак задул с полной силой, пошел липкий мокрый снег. Трудно было устоять на ногах, и жители небольшого берегового поселка отсиживались в жилищах, беспокоясь за судьбу крыш и байдар, которые еще не были вкопаны в снег и лежали вверх днищами на стойках.
Каждый, кто жил на Чукотке, хорошо знает силу южного ветра. Он со злостью треплет одежду запоздавшего охотника, валит его с ног, опрокидывает нарты бегущих собачьих упряжек, набивает в щелочки жилищ сугробы снега, срывает шкуры с яранг и даже не церемонится с крышами новых деревянных домиков. Но декабрь не сезон южаку, его рабочий день короток. Сорвав несколько шкур с яранг, унеся в море у нерадивых хозяев все, что плохо лежало, он неожиданно стих. От припая не осталось и следа, насколько видел глаз, простиралась чистая темная вода. Стало подмораживать.