— Валентин Петрович, я хотел бы поговорить начистоту.
Вологдин удивленно огляделся; помедлив, кивнул, будто не понимая:
— Слушаю? Вы все о том же? О пожаре?
— Нет, не о пожаре.
На Вологдине была рубашка с распахнутым воротом н домашняя куртка; помедлив, он рванул ворот рубашки, будто тот ему жал:
— Простите, о чем же? По-моему, вряд ли у нас могут быть другие темы? Или я ошибаюсь?
Уж если начинать, так начинать.
— Валентин Петрович, если вам нетрудно, расскажите о вашем высокочастотном генераторе?
— О чем?
— О высокочастотном генераторе. Ради бога, простите, но вынужден добавить: том самом, который сгорел. И существование которого вы пытались скрыть от меня вместе с Василием Васильевичем Субботиным.
Некоторое время Вологдин смотрел на Пластова, будто не понимая, о чем тот говорит. Неожиданно лицо инженера потемнело, он цепко ухватился за край стола:
— Слушайте, что вы себе позволяете?
В глазах его вспыхнул гнев настолько сильный, что Пластов на секунду растерялся.
— Подождите… — начал было он, но Вологдин движением руки остановил его:
— Милостивый государь, какое вам дело до моего высокочастотного генератора? — Помедлив, его щеки вдруг стали белыми, он отчеканил: — Какое вам, сударь, до э-то-го де-ло? Ка-ко-е?
Пластов попытался было перебить, но Вологдин, хлопнув ладонью по столу, закричал фальцетом:
— Молчите! И не лезьте! Не лезьте, я вам говорю! Не смейте лезть туда, где ничего не понимаете! Не смейте! — Вскочил, подошел к окну. Сказал, не оборачиваясь, свистящим шепотом: — Не смейте этого трогать, слышите?
Это касается только меня! Только меня, и никого больше! — Резко развернулся, крикнул, побагровев: — Вы поняли меня, милостивый государь? Не трогайте это! И вообще не трогайте! Если у вас нет других вопросов — все! Я вас не держу! Слышите не держу!
Пластов молчал. Вологдин вдруг снова уцепился рукой за край стола, будто пытаясь удержать себя. В тишине громко скрипел маятник, отсчитывая время; казалось, оба они сейчас заняты только тем, что внимательно вслушиваются в щелканье балансира. Наконец Вологдин слабо стукнул кулаком по столу, прижался к руке лбом, зажмурился, сказал устало:
— Этого еще не хватало. Ради бога, простите. Я просто не выдержал. Я не могу больше, понимаете, не могу.
В полной тишине встал, подошел к окну. Тронул один из чертежей, спросил глухо:
— Знаете, сколько вариантов проекта я сделал?
Опять стало слышно, как тикают часы. Пластов не понимал, что именно сейчас имеет в виду Вологдин, но тихо спросил:
— Сколько?
Вологдин долго стоял молча, будто пытаясь вспомнить.
— Свыше ста. Я чертил ночами, переделывал, откладывал и чертил снова. Засыпал и опять вскакивал, если что-то приходило в голову. Ведь все приходило не сразу… Совмещенный корпус… Гибкий вал… Шелковая изоляция… Поймите. — Вологдин повернулся, его глубоко запавшие глаза мучительно сощурились. — Поймите, последние месяцы, когда я наконец приблизился к окончательной формуле, во мне вдруг все перевернулось. Все, вы понимаете? Вы должны это понять, я вижу — должны понять… Наконец-то я поверил в себя. Я стал другим человеком, совсем другим. Все вокруг ожило. Если раньше все было раздробленным, несобранным — вдруг все стало цельным, единым. И мир стал цельным. Ведь я никогда раньше не занимался радиотехникой. Я был просто студентом… Потом оставили при университете. Но так… не знаю даже почему. Я считал все это подарком судьбы. Да и вообще я не верил, что смогу когда-то что-нибудь сделать в науке… Да и не только в науке. Вообще где бы то ни было. И вдруг… — Сморщился, как от боли. — Вдруг я создал этот генератор. Не знаю, что это было, наитие, озарение, что-то другое — но я его создал! Создал. Он стоял на испытательном стенде. Стоял живой, теплый, без единого изъяна, понимаете? Несколько дней я вообще не подпускал к нему никого. И сам его не трогал — только смотрел! Вы понимаете это? — Вологдин опустил голову, тяжело пригнулся, будто его действительно что-то тянуло к земле.
— Понимаю, — сказал Пластов.
Инженер выпрямился, вздохнул: