— Что с ним?.. Не видите — человеку плохо… Видимо, сердце… Надо позвать доктора…
Один из стоящих сзади спросил участливо.
— Прошу прощения. Что, собственно, произошло? Что с юношей?
— Упал с четвертого этажа, сказал Пластов. Только что.
— Так надо позвать врача?
— Врач ему уже не нужен. Он мертв. Позовите лучше городового… На худой конец — дворника…
Никто не двинулся. Пластов повысил голос:
— Поторопитесь, прошу! Я должен быть рядом с ним!
Кто-то выбежал на улицу. За ним еще кто-то. Но дворник в подъезде появился не скоро, лишь через несколько минут. Увидев Пластова, дотронулся до фуражки:
— Вашескородие, мое почтение…
— Здравствуй, Кузьмич. За городовым послал?
— Как же-с, вашескородие, послал… Боже ты мой… Никак насмерть?
— К сожалению, насмерть. Кузьмич, сюда не подъезжали двое во фраках? На пролетке?
— Подъезжали-с. Пролетка эта недавно уехала. До этого стояла-с. Недалеко отсюда.
— Ты в лицо их запомнил? Мог бы узнать, если б тебе их показали?
Дворник задумался. Покачал головой:
— В лицо нет-с. Подметал я, вашескородие. Недосуг было. Знаю, господа были. А лица запоминать… Сами посудите — мое ли это дело?
— Не твое, не твое… — Некоторое время Пластов разглядывал добродушное бородатое лицо дворника. Неожиданно ему пришла в голову одна мысль. Помедлив, он сказал: — Вот что, Кузьмич… Ты кафе «Троянский конь» знаешь?
— «Троянский конь»? У булочной Геккерта? Возле Литейного?
— Точно. Подожди-ка секунду.
— Жду-с…
Достав визитную карточку и авторучку, Пластов набросал на обороте визитки:
«Илье Васильевичу Четину — лично. Если хочешь располагать сенсационным материалом немедленно подходи к моему дому. Не забудь захватить с собой фотографа или фотоаппарат. Пластов». Подумал: все верно. Жизнь юноше уже не вернешь. Но если история попадет в газеты — это хоть как-то высветит черную роль фирмы «Шуккерт и К°». Протянул дворнику визитку, добавил рубль:
— Кузьмич, рубль возьмешь себе, а визитку передашь человеку, которого разыщешь в «Троянском коне». Зовут человека Ильей Васильевичем Четиным, он репортер из газеты. Запомнишь?
— Запомню-с. Илья Васильевич Четин, репортер из газеты.
— Его там может не оказаться. Но если разыщешь — передашь эту записку. И скажешь: я просил немедленно прийти.
— А если его нет?
— Если нет — возьми извозчика. И возвращайся. Я объясню, куда надо ехать. Но думаю, он сейчас там. Поторопись.
— Я мигом. В момент… — Дворник исчез.
Пластов снова склонился над Хржановичем. Застыл в молчании.
Скоро в подъезд вошел городовой. Объяснив, как все случилось, и подождав, пока полицейский опросит других свидетелей, Пластов спросил:
— Вахмистр, вы ведь из Невской части?
— Точно-с, из Невской.
— Насколько я помню, уголовным столом у вас заведует Шевцов?
— Верно, Шевцов.
— Передайте Никите Евтихиевичу привет. И уведомите: я, то есть адвокат Пластов, как главный свидетель случившегося, считаю: здесь имеет место убийство. И готов дать по этому поводу исчерпывающие показания. Пока же посоветуйте Никите Евтихиевичу поинтересоваться: не наведывался ли сегодня погибший в некую фирму «Шуккерт и К°»?
— Как вы сказали? «Шуккерт и К°»?
— Именно. Запишите. Контора этой фирмы расположена на Невском, дом сорок два.
Пока городовой записывал название фирмы, в подъезд заглянул Четин:
— Арсений, привет. Где твоя сенсация? Я не опоздал?
— Не опоздал. Фотоаппарат при тебе?
— При мне фотограф… По счастью, в кафе мы сидели вместе. — Четин обернулся, бросил молодому человеку, несущему на ремне огромный ящик: — Володя, расставляй штатив. — Тут же, увидев городового, присвистнул: — Ба, Алексей Иванович! Теперь ясно, какая здесь сенсация. Мертвое тело. Угадал?
— Точно-с, Илья Васильевич, мертвое тело. — Городовой спрятал тетрадь. — Что ж, пойду вызову «скорую». Надо везти труп в мертвецкую. Думаю, сфотографировать его вы успеете?
— Успеем, успеем, — сказал Четин. — Только не очень торопитесь, я должен записать материал.
Городовой ушел. Володя, водрузив фотоаппарат на штатив, занялся подготовкой магниевой вспышки. Воспользовавшись этим, Пластов отвел Четина в сторону:
— Надеюсь, ты дашь материал в «Новое время»?
— Естественно. Это ведь моя газета.
— Прекрасно. Знаешь ли ты, что этот труп — идеальный антигерманский аргумент?
— Антигерманский? Каким же образом?