Шукшин шагает в раздумье по кабинету, а в ушах его звучит голос Вилли, подрагивающий от гнева и полный душевной боли: «Они хотели обескровить силы Сопротивления, они хотели покончить с нами руками немцев, как сделали это американцы, там, на канале у Ротэма… Одна рука действует, Констан, одна рука!»
Сегодня правительство Пьерло уже открыто требует роспуска и разоружения отрядов Сопротивления. По городу распространяются провокационные слухи, будто «коммунистические» отряды готовят вооруженное выступление против «законного бельгийского правительства и его союзников». Пьерло вчера заявил, что силами внутреннего Сопротивления «дирижируют из одного зарубежного центра». Газеты, как по команде, подняли кампанию против Сопротивления.
Шукшин останавливается у окна, прищурив глаза, смотрит на косые струи снега, думает: «Какую цель они ставят? Эта пропаганда — подготовка к следующему, решающему шагу. Они хотят разгромить силы внутреннего Сопротивления! Сначала заигрывали с народом, а теперь решили расправиться. Чувствуют за своей спиной поддержку… А может быть, их подталкивают? Но партизаны так просто оружия не отдадут. Чем все это кончится? Да, могут быть осложнения! Вчера в Королевском цирке должен был состояться митинг партизан. Интересно, что они решили?»
Вошел Тягунов, весь облепленный снегом. Партизанский батальон, которым он командовал, стоял в Брюсселе, и Тягунов часто заходил к Шукшину.
— А я только хотел тебе звонить… Садись! — Шукшин доказал рукой на стул. — Ну, как там? Что? Мне нельзя было пойти на митинг, надо держаться подальше от этих дел…
— Понимаю! — Тягунов положил на стол мокрую шляпу, закурил. — От нашего батальона была только небольшая делегация. И мы были без оружия. А бельгийские партизаны даже ручные пулеметы захватили… К цирку отрядами подходили.
— Только брюссельцы были?
— Четвертый брюссельский корпус пришел весь, а от других соединений прибыли представители.
— Без потасовки обошлось?
— Без потасовки. Отряды жандармерии оцепили весь цирк, заняли соседние кварталы. Но остановить вооруженные колонны они не решились. В помещении цирка тоже были жандармы — стояли в проходах, в фойе. Партизаны предложили им убраться… Митинг прошел с накалом! Сам знаешь, народ горячий… Соскакивают с мест, кричат хором: «Позор предателям!», «Не сдадим оружия!» И автоматами потрясают… Картина была внушительная!
— Что же решил митинг?
— Заявили правительству протест. Я думаю, что до вооруженного столкновения не дойдет. Впрочем, Пьерло может пойти на провокацию. Они понимают, что партизаны — главная сила Фронта независимости. Фронт независимости Пьерло признал только на словах…
— Они были вынуждены считаться с Фронтом независимости. Это — большая сила, народ! Не будь за спиной у Пьерло американских и английских войск, он бы так не распоясался…
— Значит, приложили руку союзники?
— Еще как! — Шукшин подошел к столу, взял сигарету, нервно размял ее в пальцах. — Английский посол Ничбелл Хьюджессен при первой же встрече со Опааком здесь, в Брюсселе, потребовал роспуска отрядов Сопротивления. Командует Черчилль… и, конечно, американцы. Знаешь, что заявил Эйзенхауэр? Он не потерпит, чтоб на его коммуникациях находились «коммунистические отряды»… Ты заметил, что в Брюсселе появились новые части союзников.
— Да. Говорят, что перебросили с фронта на отдых.
— Предлог! Рядом с королевским дворцом расположилась английская танковая бригада…
Раздался телефонный звонок. Шукшин снял трубку.
— Тебя, Борис Иванович. Из батальона.
— Тягунов слушает. Что? Что такое? — Тягунов поднялся, лицо побледнело. — Не пускать! Никого не пускать! — Я выезжаю… — Тягунов бросил трубку, схватил шляпу. — Ворвался отряд жандармов, хотят разоружать…
— Еще раз решили попробовать? Держитесь твердо, никаких разговоров о сдаче оружия!
Пока Тягунов мчался в машине по узким, обледеневшим улицам Брюсселя, в батальоне разыгрывались бурные события. Отряд бельгийских жандармов, разоружив стоявшего у входа часового, ворвался в здание, которое занимал батальон. Партизаны, услышав шум, высыпали в вестибюль, стали стеною против жандармов, загородили дорогу в помещения первого этажа и на лестницу, которая вела наверх, к складу оружия. Из толпы жандармов, занявших половину большого вестибюля (часть отряда оставалась на улице), вышел майор. Выхватив из кобуры пистолет, он угрожающе крикнул: