Из своего угла, смеясь, появился Морис.
— Сегодня он уже получил крещение велосипедом перед мясной лавкой тетушки Жюмо.
Виктор фыркнул.
— Хорошо, очень хорошо. Молодежь сразу должна узнать, почем фунт лиха. Иначе никогда ничему не научишься. Когда я был учеником…
— Ну, поехал, — прервал его мастер, — ты нам это уже сто раз рассказывал.
— Но он-то не знает. Так вот, когда я был учеником…
Мастер круто повернулся и угрожающе двинулся на помощника. Тот побежал на свое место, держа руки по швам, дурашливо изогнувшись, будто его схватили за шиворот и поволокли. Морис хохотал.
— Ты не бойся, — сказал он Жюльену, — здесь всегда так. Прямо сумасшедший дом.
Мастер снова взялся за воронку. Помощник лукаво метнул в его сторону взгляд и быстро закончил прерванную фразу:
— …то в первый же день меня вымазали ваксой.
Не прекращая работу, ровным голосом мастер приказал:
— Виктор, оставь на минуту меренгу, дай Жюльену фартук и покажи ему, что надо делать с миндалем.
Помощник подошел к двери, около которой висело несколько синих и белых фартуков. Строя уморительные гримасы, он как бы издали снимал мерку с Жюльена и прикладывал ее к фартукам. Время от времени он поглядывал на мастера, и взгляд его, казалось, говорил: «Если он меня сейчас увидит, то удушит». Мастер стоял к нему спиной, склонившись над столом, где были разложены в ряд пирожные. Однако через несколько минут, по-прежнему не оборачиваясь и не повышая голоса, он сказал:
— Виктор, прекрати балаган. Сегодня пятница, я не хочу оставаться здесь до ночи.
Помощник снял с гвоздя синий фартук, более или менее чистый, и бросил его Жюльену со словами:
— Вот, птенчик, повесь это на свой зобик и подпорхни сюда поближе.
Жюльен подошел к нему, по-прежнему держа на отлете нелепо торчащую правую руку.
— Вот что, пойди смочи ладонь в баке, там, где Морис, и вытри о фартук.
Жюльен направился в другой конец комнаты. Там на полу стоял большой цинковый бак кубической формы. Он был втиснут в узкое пространство между стеной, увешанной бесчисленными кастрюлями разных размеров, и той частью кирпичной печи, где были топка и поддувало. Несколько поодаль стоял ящик с углем. Лампочка без абажура свисала с закопченного потолка над баком, освещая воду. Жюльен подошел ближе. Морис подвинулся, уступая ему место:
— Мойся, вода горячая.
Жюльен на минуту замер. Жидкость, которая дымилась в баке, была похожа на смесь кофе с молоком, овощного супа и соуса с красным вином. Там отмачивались кастрюли; три деревянные лопатки плавали на поверхности, подобно грязным обломкам. Захватывало дух от горячих, жирных и терпких испарений с каким-то непонятным запахом.
— Ну что ж ты, давай! — повторил Морис.
Стараясь не дышать, чуть прикрыв глаза, Жюльен опустил в бак правую руку, пошевелил ею в воде и, быстро выдернув, вытер о фартук. Морис смотрел на него с удивлением.
— Эх, старик, — сказал он, — если ты так боишься горячей воды, тебе туго придется.
Жюльен улыбнулся.
— Нет, я не боюсь, — сказал он. И умолк.
— Посмотреть на твою рожу, можно подумать, что ты ошпарился.
Жюльен опять подошел к помощнику, который открыл железные дверцы над топкой.
— Это сушильный шкаф, — объяснил он. — Смотри, ты вынимаешь отсюда противни и высыпаешь миндаль на круг… так мы называем этот мраморный разделочный стол.
— Я знаю, мой отец был булочником, — сказал Жюльен.
— Черт подери! — воскликнул Виктор. — Нужно бы нацепить на него белый фартук. Он уже все знает… Хорошо, значит, выложи на стол толченый миндаль и просеивай его через сито. Тот, что помельче, сыпь в эту миску, а покрупнее — вон в ту. Понял?
— Да.
— Тогда действуй. Теперь ты знаешь не меньше нашего.
Он повернулся к своему столу и снова принялся за работу.
Просеивая миндаль, Жюльен разглядывал помещение. Оно находилось как раз под их спальней, но было чуть больше. Однако его загромождала высокая печь. Она наполовину заслоняла угол, где стоял моечный бак. В ней, потрескивая, полыхал огонь. Конфорки на плите были раскалены докрасна. Дверь, как и в спальне, приходилась как раз против окна. Она была приоткрыта, и слабая струйка воздуха еле чувствовалась в жаркой и душной комнате. Мастер работал у самого окна. Жюльен находился ближе к двери. Между ним и печью стоял небольшой стол, обитый цинком. На нем лежали стопкой большие черные противни. Довольно низкий потолок был такой же темный, как и дверца печи. С четырех толстых балок, которые его пересекали, свисали медные тазы, одни до блеска начищенные, другие черные от копоти.
— Присматриваешься к тазикам, — сказал мастер. — Чует твое сердце?
Все засмеялись. Жюльен ничего не понял, но не осмелился спросить. Мастер подошел к нему.
— Это делается быстрее, — сказал он.
Взяв у Жюльена сито, он принялся его трясти четкими и быстрыми движениями.
— Смотри, нужно, чтобы кисти рук были более гибкими и подвижными, — пояснял он. — Конечно, это дается не сразу. Но постарайся приловчиться с самого начала. И потом, знаешь, в нашем ремесле только один секрет: быстрота. Как только ты им овладеешь, все сможешь делать хорошо!
Жюльен стал просеивать снова.
— Так, давай, давай, не бойся. Уже неплохо. Думаю, дело у тебя пойдет на лад.
Время от времени мастер прерывал работу и подходил к печи. Он отодвигал одну из заслонок и заглядывал внутрь, всовывая туда электрическую лампочку, которую потом незамедлительно гасил и водворял на место — в маленькую нишу справа от дверцы. Всякий раз, как он открывал печь, запах теплого бисквита наполнял комнату.
К тому времени, когда мастер вынул готовое печенье, Жюльен уже овладел искусством чистить неостывшие противни, орудуя большим скребком и тряпкой, слипшейся от сахара и лоснящейся от жира.
— Сунь ее быстро в лимонный раствор, — повторял мастер, — только быстро. В этом секрет ремесла.
— Быстро и хорошо, как это всегда делает наш мастер! — выкрикнул Морис из своего угла.
Едва он закончил фразу, как металллическая миска, пущенная мастером, шлепнулась в бак, подняв фонтан грязных брызг до самого потолка. Но Морис успел отскочить в сторону, прикрывая лицо локтем.
— Промазали, шеф, — сказал он.
— Ты мне за это вычистишь таз к двум часам.
— За что? Ведь я ничего дурного не говорил.
— Хочешь чистить два таза?
Мастер не кричал. Жюльен решил было, что он шутит, но взгляд мастера был суров. Морис не спеша вытер руки о фартук, погасил лампу над баком и вышел на середину комнаты. Сделав недовольную гримасу, он ворчливо спросил:
— Ну, какой из них вам чистить, шеф?
— Ладно, на сей раз прощаю. Тебе повезло, что сегодня тут новенький.
— Спасибо, шеф.
Вмешался помощник.
— Вы слишком добры, дорогой шеф. Так весь ваш авторитет пойдет прахом. — Он заговорил, подражая голосу мастера. — Я должен вам сказать, что есть только один секрет ремесла — пинок в зад. Пинок в зад — в этом все дело. Когда освоишь это, остальное придет само.
Мастер хохотал вместе со всеми.
— Видишь, с этим болтуном никак нельзя быть серьезным! — сказал он Жюльену. — Ну никак!
5
Когда вернулся хозяин, мастер уже повесил у двери свой фартук и шапочку. Посмотрев на испачканные мукой часы, висящие над столом, хозяин всплеснул руками, потом прижал их к животу и воскликнул:
— Господи, уже двенадцать! Никогда ничего не успеваем… Морис, нагрей воды для лапши, а я пойду за бифштексами.
Он стремительно выскочил. Мастер направился следом, но, задержавшись в дверях, бросил, улыбаясь:
— Приятного аппетита, господа.
В ответ помощник скорчил забавную мину и крикнул:
— Желаю, чтобы ваша жена сбежала с почтальоном!
Мастер продолжал улыбаться. Слегка поклонившись, он повторил:
— Приятного аппетита, приятного отдыха и… до скорой встречи.