— Сейчас займусь, — сказал мастер.
Господин Петьо болтал без умолку, то и дело упоминал о дорогах, о том, сколько километров он проделал и сколько машин обогнал. Жюльен направился к мойке. Когда он проходил возле плиты, Морис обернулся и прошептал:
— Кастрюлька этого сифилитика в мойке, но не беспокойся, ее надо только ополоснуть, я уже смазал ее жиром и прокалил на огне.
Хозяин закончил свою историю и, обернувшись к Жюльену, спросил:
— Ну, как с рогаликами? Все по-старому?
Перед глазами мальчика все еще стояла парочка, предававшаяся любви. Никогда ничего подобного он еще не видел и только часто представлял себе такие сцены.
— Я тебе говорю! — заорал господин Петьо. — Ты, видно, все еще в отпуску? А ведь мы приступили к работе со вчерашнего вечера.
Все расхохотались. Хозяин смеялся вместе с другими, потом прибавил:
— Как видно, двух недель отдыха тебе мало.
Жюльен смотрел на него. Господин Петьо повторил:
— Ну, так как с рогаликами? Ничего нового?
— Нет, господин Петьо, — сказал мальчик.
Но тут же он вспомнил о вокзальной гостинице. Мгновение поколебался, но потом, когда хозяин опять принялся рассказывать о своей поездке, пробормотал:
— Вот что… То есть… Насчет вокзальной гостиницы…
Он умолк. Хозяин тоже замолчал и уставился на него. После недолгой паузы господин Петьо спросил:
— Так что стряслось в вокзальной гостинице?
— Видите ли, они больше не хотят наших рогаликов.
Хозяин нахмурил брови, отложил венчик, которым взбивал крем, и спросил:
— Что ты там мелешь? Они больше не хотят наших рогаликов?
— Не хотят.
— Кто тебе сказал?
— Сам хозяин.
— Как же он это сказал?
Жюльен замялся, стараясь получше вспомнить.
— Он сказал… он сказал мне: «Передашь господину Петьо, что я не буду брать у него рогалики».
— Но он все же привел тебе какой-нибудь резон?
Остальные поглядывали то на Жюльена, то на хозяина.
Мальчик также смотрел на них. Он все еще медлил с ответом. Чувствовал, что хозяин распаляется, и знал, что гнев господина Петьо неминуемо обрушится на него. Хозяин уже огибал плиту и медленно приближался.
— Так какой же резон он привел? — опять спросил он.
Жюльен пожал плечами, помолчал еще немного, а потом пробормотал сквозь зубы:
— Его клиентам больше нравятся рогалики из кондитерской Мореля.
Ему едва удалось закончить фразу. Хозяин воздел руки и завопил:
— Что? Как ты сказал? Его клиентам больше нравятся!.. Черт побери! К чертям! А кто они такие, его клиенты? Кретины, олухи! Нет, просто уму непостижимо. Разве Морель кондитер? Он сапожник!.. Ей-ей, уши вянут! Ну нет! Это уж слишком. Лучше оглохнуть, чем выслушивать такие бредни!
Он внезапно умолк, на минуту задумался, а затем, еще ближе подойдя к Жюльену, спросил:
— Сколько он брал у нас рогаликов, этот болван?
— Четыре дюжины, господин Петьо.
— Четыре дюжины? Это немало. А потом, когда клиенты начинают воротить нос, никогда не знаешь, к чему это может привести.
Он снова задумался. И опять занялся кремом. Но время от времени останавливался и ворчал:
— Четыре дюжины… И при этом ссылается на клиентов… Нет, тут, конечно, что-то другое… без сомнения… Быть того не может… Морель! Черт побери! Был бы хоть стоящий кондитер, а то этот сапожник… Морель!
Вдруг хозяин поднял голову, поставил на стол миску и положил веничек, с которого капля по капле стекал шоколад.
— Ну-ка, Жюльен, погляди мне в глаза, — сказал он.
Мальчик повернулся с кастрюлей в руках.
— А ты всю правду сказал?
— Как вы можете сомневаться, господин Петьо!
— Ну, не строй из себя простачка. Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты тут замешан.
— Я, господин Петьо?
Хозяин вплотную подошел к Жюльену.
— Да, именно ты, господин Дюбуа! — прошипел он. — Да, мой милый, хоть у тебя вечно такой вид, будто ты только что с облаков свалился. Может, ты нагрубил владельцу гостиницы или кому-нибудь из служащих?
— Клянусь вам, господин Петьо… — начал мальчик.
— Не спеши клясться. Я тебя как облупленного знаю. Видите, как покраснел?!
Он надвинулся на мальчика и заорал:
— Смотрите, смотрите, какой он красный. Я поймал его. Теперь я уверен, что он во всем виноват. Ведь он такая птица! Этого надо было ожидать! От него всего можно ожидать.