— Ты с ума сошел, я и сам с ним расправлюсь!
Очутившись на земле, Зеф захватил в клещи правую руку Эдуара, который тщетно пытался вырваться.
— Ничего не заметил? — спросил Зеф. — Глядите, глядите, что выкинул этот поганец.
Остальные подошли ближе. Рядом с разжатой рукой Эдуара валялся увесистый камень.
— Стоило бы загнать этот камень ему в глотку, — проворчал Морис.
— Как теперь с ним поступить?
Эдуар снова попытался что-то крикнуть.
— Набейте ему пасть землей!
— Хорошо бы набрать где-нибудь дерьма!
Все кричали от негодования и одновременно смеялись.
— Такого подонка нельзя даже проучить в честной бою. Надо просто излупить его, пока он валяется на земле.
— Разве это мужчина!
— И все-таки нельзя же его так отпустить!
— Если бы под руками была вакса!
— Я придумал! — вдруг крикнул Барно. — Сейчас увидите, что я с ним сделаю, только подержите его минут пять.
Он убежал. Другие продолжали держать Эдуара, тыча ему в бока кулаками и следя за тем, чтобы рот у него был набит травой. Вскоре Барно вновь появился с большим бидоном в руке.
— Что это у тебя?
— Деготь! Им лодки смолят. Я заметил его на пристани, когда мы шли сюда.
— Пожалуй, это уже смахивает на подлость, — заметил Морис.
— Ну а сам он разве не подлец? Если бы он огрел Жюльена камнем, понимаешь, чем это могло кончиться?
Эдуар отбивался, натужно кряхтя, но его крепко держали, выкручивая руки.
— Спустите с него портки.
— Осторожно, — предупредил Морис, — не прикасайтесь руками. Он заразный.
— А ты не врешь?
— Честное слово. Он впрыскивает себе туда какую-то фиолетовую жидкость. А потом мочится в кастрюльку, которую таскает из цеха.
— Ну, деготь его вылечит. Он убивает заразу.
— Болен, а норовит спать с девчонками! Я вам говорю, это такой мерзавец!
Они расстегнули штаны Эдуару. Барно срезал несколько прутьев и опустил их в бидон. Им пришлось всем навалиться на парня, с такой силой он сопротивлялся, стараясь высвободиться. Деготь стекал с прутьев, пачкая одежду и кожу Эдуара.
— Натри его как следует, пусть согреется.
— Смотри, не повреди ему что-нибудь!
— Не велика беда! Лучше, чтоб у таких мерзавцев не было детей.
Все расхохотались. Когда все было окончено, Барно отставил бидон, наклонился над Эдуаром и, поднеся к его носу кулак, проворчал:
— Видел вот это? Если станешь болтать, предупреждаю, тебе придется отправиться к зубному врачу, и не для форса, а по необходимости.
Зеф в свою очередь склонился над Эдуаром.
— А теперь обещай, что будешь держать язык за зубами, — сказал он. — Не то мы втащим тебя на железнодорожный мост и бросим оттуда в канал. Клянешься молчать?
— Да… — задыхаясь, пробормотал Эдуар, — клянусь.
— Ну как, отпустим его?
— Я бы все-таки искупал его в речке. Он теперь хорошо просмолился и не боится воды.
Они подтащили Эдуара к ручью и спихнули его туда; ручей в этом месте был неглубок, тины тут было не меньше, чем воды. Потом все долго глядели ему вслед, а он медленно шел, широко расставив ноги, отплевываясь и бранясь на каждом шагу.
— Думаю, вы снова сможете спокойно убегать по ночам, — сказал Зеф. — Бьюсь об заклад, он вряд ли примется за старое.
— Во всяком случае, — проворчал Морис, — хозяин теперь будет держать ухо востро. Мне-то наплевать, я через месяц увольняюсь, но тому, кто придет на мое место, придется ловчить, коли он вздумает убегать по ночам.
— Да, так вот и исчезают добрые старые традиции, — вздохнул Пилон.
Барно поднял бидон с земли, и все двинулись в обратный путь. Уже спустилась ночь, и только вода в канале Карла V блестела, словно она вобрала в себя весь цвет, еще остававшийся в глубинах небосвода.
— Чем мы сейчас займемся? — спросил Зеф.
— Вам придется меня извинить, но я должен уйти, — сказал Жюльен.
— Пойдешь навестить свою старушку?
— Я бы не отказался проводить все воскресенья с такой старушкой, — заявил Морис.
— Спасибо, ребята, вы были сегодня на высоте, — сказал Жюльен.
— Ладно, ладно, беги, она ждет тебя.
Жюльен быстро пошел вперед. Он знал, что Элея придет на свидание еще не скоро, но ему хотелось уйти, расстаться с товарищами… Ему непременно хотелось, чтобы они знали: он идет к ней.
57
В этот вторник хозяев не было дома, и Жюльен мог свободно выходить и возвращаться, даже не таясь. И всякий раз он видел, что Эдуар лежит на постели, повернувшись лицом к стене и дрожа от злости.