— Нас, конечно, будут бомбить, — сказала госпожа Петьо.
Хозяин усмехнулся.
— Все возможно, — заметил он. — Но произойдет это, разумеется, не сегодня. Нам, впрочем, наплевать, у нас отличный сводчатый подвал. Чтобы пробило свод, в него должен угодить тяжелый снаряд. Я-то хорошо знаю, что такое бомбардировки. Слушайтесь моих советов, и все будет хорошо.
Клодина плакала: она думала о своем женихе.
Теперь покупателей было меньше, и работу заканчивали засветло. Жюльен и Кристиан долго стояли в тот день на пороге.
— Любопытное дело, — заметил Кристиан, — не считая объявлений о мобилизации, звуков сирены и мужчин с чемоданчиками в руках, в городе ничего не изменилось.
— Да, как будто и нет войны, — согласился Жюльен.
Из магазина вышел хозяин. Он остановился возле учеников.
— Через несколько дней начнут прибывать первые поезда с изувеченными и ранеными, — сказал он. — Если сходите на станцию, сами увидите. Быть может, тогда у вас появится желание схватиться врукопашную с тупоголовыми бошами с линии Зигфрида.
Мастер хотел перед уходом в армию съездить повидаться со своими родителями. Вот почему он пришел проститься с хозяевами в понедельник вечером. Вместе с ним пришла его жена, она плакала. Выходя из столовой, Андре подозвал Жюльена. Он уже пожал руки ученикам и помощнику, когда они закончили работу в цеху. Жюльен подошел к мастеру. Тот сказал жене:
— Обожди меня минутку, я сейчас вернусь.
Взяв Жюльена за руку, он привел его в цех и прикрыл за собою дверь. Несколько мгновений мастер и ученик стояли и молча смотрели друг на друга, затем Андре мягко сказал:
— Я хотел перед уходом спокойно поговорить с тобой.
Жюльен ничего не ответил. Они снова помолчали, потом мастер выдвинул ящик, где хранились инструменты. Здесь лежали в ряд начищенные до блеска ножи, отчетливо выделявшиеся на фоне светлого дерева. Мастер вынул большой нож в форме лопаточки и два других поменьше: длинный и широкий нож с острым, как бритва, лезвием — Андре пользовался им, работая на разделочном столе, — и еще один нож, чуть побольше перочинного. Ножи не умещались даже на его широкой ладони. С минуту он смотрел на них, потом протянул Жюльену и сказал:
— Держи, я отдаю их тебе.
Мальчик не тронулся с места.
— Бери, — повторил мастер.
— Но, шеф, они… потом они вам понадобятся…
Мастер слегка пожал плечами. Грустная улыбка появилась на его лице, и Жюльену показалось, что глаза Андре блестят больше, чем обычно.
— Потом… На войне никогда ничего нельзя знать! — прошептал мастер.
Мальчик все еще колебался.
— Я даю их тебе в знак дружбы, — продолжал мастер. — Может, тебе и доставалось, когда ты меня сердил, но тут уж ничего не поделаешь, такое у нас ремесло.
Теперь он широко улыбался. Жюльен протянул руку и взял ножи.
— Когда вы вернетесь, шеф, я вам их возвращу, — пробормотал он.
Мастер ласково похлопал его по затылку. Мальчику показалось, будто Андре хочет еще что-то сказать, но тот только кашлянул. Потом направился к небольшому шкафчику и достал оттуда набор наконечников и вилочек для крема и шоколада.
— Держи, это тоже мои, возьми их себе, — снова сказал он.
— Нет, шеф, оставьте себе что-нибудь… или… или я вам уплачу.
Андре нахмурился.
— Ты что, хочешь со мной поссориться? — спросил он.
Теперь обе руки Жюльена были полны инструментов.
— Отнеси все это к себе в комнату и возвращайся, — приказал мастер. — Мы еще спустимся с тобой в погреб.
Жюльен побросал все на постель и вернулся в цех; мастер стоял неподвижно и, казалось, даже не заметил его возвращения. Остановившись перед разделочным столом и упершись обеими руками в его мраморную крышку, он разглядывал полки, где выстроились в ряд консервные банки и жестяные коробки. На уровне его глаз стояла большая жестяная коробка, вся во вмятинах: именно по ней он обычно ударял кулаком, когда приходил в ярость. Андре повернулся к мальчику, и на его губах снова появилась печальная улыбка.
— Знаешь, о ком я думаю, глядя на эту коробку? — спросил он.
Жюльен улыбнулся и сказал только:
— Виктор.
— Да, помнишь? Всякий раз, когда я набрасывался на него, он с уморительным видом говорил: «Шеф, коробка для сахарной глазури!»
Оба рассмеялись.
— Конечно, он предпочитал, чтобы удар кулаком доставался не ему, а этой коробке, — заметил Жюльен.
Мастер перестал смеяться. Лицо его опять помрачнело; помолчав, он пробормотал: