На следующий день он сообщил о смерти Виктора.
— Это точно, — сказал он. — Солдат, который служит с ним в одном полку, написал об этом домой. Вот только похоронная еще не пришла. Так что распространять новость пока не следует.
— А кто он такой, этот солдат? — полюбопытствовал Жюльен.
— Сам не знаю. Мне об этом рассказал один малый в кафе «Коммерс». Он знаком с его свояченицей.
Они много говорили о смерти Виктора вплоть до того дня, когда узнали от его невесты, что он себя отлично чувствует и что его полк вот уже две недели стоит в шестидесяти километрах от границы.
Хозяин пожал плечами.
— Есть же такие мерзавцы, которые любят распространять дурные вести! — заявил он. — Так бывает во время каждой войны. Они деморализуют народ… Эти люди подкуплены врагом.
И он обрушился на шпионов, на парашютистов, а заодно стал проклинать воздушные тревоги.
Уже скоро оба ученика перестали прислушиваться к его словам. К тому же торговля, которая в первые дни войны заглохла, теперь снова несколько оживилась. Поэтому Жюльену и Кристиану приходилось работать все дольше и дольше, и от усталости у них ныли руки и плечи.
Во вторник, в середине сентября, Жюльен навестил родителей. Вернее, он поехал к ним в понедельник вечером, но должен был вернуться во вторник после обеда, чтобы замесить тесто. Покончив с работой, он вышел из цеха и двинулся к Бирже труда. В небольшом помещении, где он уже давно не бывал, он застал двух женщин: они разговаривали с широкоплечим, дородным и краснолицым мужчиной. Одна из женщин спросила:
— Что тебе нужно, товарищ кондитер?
— Я хотел бы потолковать с господином Жакье.
— Это я, — сказал толстяк.
Голос у него был глухой и низкий. Когда он говорил, все лицо у него подрагивало, особенно подбородок. Жюльен подошел ближе.
— Меня зовут Жюльен Дюбуа, — начал он. — Мой дядя…
Толстяк прервал его.
— Знаю, ты племянник Пьера Дантена. Славный был человек! Когда началась война, я сразу вспомнил о нем. Что бы он сказал, если б увидел, какие вещи творятся! Может быть, это даже лучше, что он умер до начала войны.
Жакье умолк. Обе женщины одобрительно кивнули. Он что-то проворчал, потом спросил Жюльена:
— Ну, как работается? Я до сегодняшнего дня тебя ни разу не видал, но ты, верно, знаешь, мне уже пришлось однажды заниматься твоими делами.
— Благодарю вас, — сказал мальчик.
— Не за что меня благодарить, это моя обязанность. Вот только не хватает у меня времени во всем самому разбираться. Следовало бы еще разок зайти к твоему папаше Петьо. Что, он по-прежнему придирается к тебе?
— Нет, с тех пор как началась война, он не придирается, — сказал Жюльен.
— Понятно! Людей-то у него не осталось, я уверен, что он на тебя всю работу навалил.
Жюльен молча кивнул.
— Он должен бы теперь и платить тебе соответственно, — заметил Жакье.
— Дело в том…
Мальчик умолк, он колебался.
— Давай-давай, чего замолчал? — сказал Жакье.
— Дело в том, что я так или иначе первого октября должен уйти. У меня контракт. И он заканчивается тридцатого сентября.
— Ну и что? Ты хотел бы остаться?
— Нет! — вырвалось у мальчика. — Двух лет с меня достаточно.
Жакье и обе женщины рассмеялись.
— Да, этого больше чем достаточно, — проговорила одна из них. — Всем хорошо известно, что представляют собой папаша Петьо и его двуличная супруга, я уж не говорю об этой старой ведьме, мамаше Раффен!
— Стало быть, тебе нужно другое место, — продолжал Жакье. — Ну, теперь это проще простого.
— У меня уже есть место, — сказал мальчик. — Я сегодня был в Лоне. Родители подыскали мне место еще до объявления войны. Ведь уже тогда было известно, что первого октября я ухожу от хозяина.
— Ну, а теперь тебе хочется уйти или остаться? — спросил Жакье.
— Я бы хотел уйти, но не знаю, имею ли я право или нет?
Жакье поскреб свой внушительный подбородок.
— Вы заключили контракт?
— Да, господин Жакье.
— А дополнительных обязательств в отношении Петьо ты на себя не принимал?
— Нет, но мне кажется, он решил, что я останусь.
— Он тебя о чем-нибудь спрашивал?
— Нет. Только он теперь часто говорит, что из меня получится неплохой рабочий.
Жакье захохотал.
— Видно, у него на сердце кошки скребут, — сказал он. — Но только он, конечно, предпочел бы, чтобы ты сам попросил у него место. Или просто остался без всяких разговоров. Тогда он смог бы положить тебе то жалованье, какое сам пожелает.
Жюльен немного подумал, потом снова спросил: