— Да, немного.
— А через некоторое время будет просто невыносимо.
Он открыл дверь, выглянул во двор, и прежде чем выйти, обернулся и сказал шепотом:
— Ты только не проболтайся, но я думаю, что Дени нарочно запер хозяина. Как раз за день до того Дени получил от него очередную взбучку.
Затем оба мальчика спустились в погреб. Морис сунул руку в одну из бочек и протянул Жюльену горсть зеленых маслин.
— Бери, ешь.
— После сладкого?
— Чепуха, не все ли равно. Ты к этому привыкнешь.
Они миновали квашню, разделочный стол, обсыпанный мукой, и большие цементные чаны, наполненные водой молочно-белого цвета.
— Здесь хранятся яйца, — бросил на ходу Морис. — А сейчас поглядим самое забавное.
Он подтащил Жюльена к отдушине.
— Посмотри! Жюльен поднял голову.
В оконце, затянутом паутиной с застрявшими конфетными бумажками, виднелся бледный четырехугольник неба.
— Это улица?
— Улица. И как раз возле витрины, где выставлены сладости. Сейчас там никого нет. А вот когда у витрины останавливаются женщины, отсюда есть чем полюбоваться. На рождество и пасху наш мастер устраивает целую выставку из шоколада. Бабы толпятся здесь целыми днями и глазеют. Тут уж, как вырвешь свободную минуту, мчишься сюда, пристроишься к окошку и подыхаешь со смеху!
— А хозяин ничего не говорит?
— Ха, он и сам не дурак подглядывать! Конечно, если вздумаешь прийти развлечься, не попадись ему на глаза, а то заработаешь пинок в зад. А он займет твое место и сам будет пялиться…
— Эй, вы! Что там, заснули внизу?
Мальчиков звал господин Петьо, свесившийся через железные перила лестницы.
— Нет, хозяин, — закричал Морис. — Я ему тут показываю погреб.
— Покажешь позже, а сейчас живо поднимайтесь, пора отправляться за мясом.
— Каждую пятницу по утрам нужно ездить за мясом для пирожков. Увидишь, мы здорово сейчас прокатимся. Поедешь на своем велосипеде, а я возьму хозяйский, чтобы показать, как им пользоваться.
— А зачем? Обычный велосипед, что в нем такого?
— Поймешь сам.
Они поднялись в спальню, чтобы надеть белые куртки. Морис сменил также брюки и шапочку.
— Ты переодеваешься? — спросил Жюльен.
— Обязательно. Всякий раз, как ты выходишь, должен переодеваться.
— А часто приходится выходить?
— Когда как. В некоторые дни раз двадцать.
— И нужно двадцать раз переодеваться?
— А как же! Ничего страшного. Когда наловчишься, раз-два — и готово. А штаны так: неделю служат для работы в городе, неделю для работы здесь. Чтобы реже отдавать в стирку. Пусть прачка отрабатывает свои деньги.
— Прачка?
— Да, старуха, которой мы отдаем белье. Я тебя к ней свожу. Она баба неплохая. Знает, ученики — народ не денежный, вот и делает нам скидку.
Они сбросили башмаки и надели парусиновые туфли на веревочной подошве.
— А грязная тут работа? Сильно пачкаетесь?
— Да, сильно. Особенно тот, кто чистит моечный бак.
— А кто это делает?
— Теперь придется это делать тебе. Но когда будет много поездок в город, тебя заменят.
Они вышли, и на лестнице Морис добавил:
— Во время работы мы надеваем фартуки. Ученики — синие, а мастер и помощник — белые. Хозяин, тот работает в куртке. Ему и переодеваться не надо, чтобы выйти в город.
Морис снял велосипед, подвешенный за переднее колесо под навесом возле ледника. Затем он шепнул Жюльену на ухо:
— По правде говоря, он так мало работает, что и запачкаться-то трудно.
У хозяйского велосипеда был высокий руль, толстые шины и большой багажник над передним колесом. На багажнике красовалась та же надпись, что и на двери магазина.
— Это настоящий акробатический снаряд, — пояснил Морис, устанавливая корзину на багажник. — Сейчас увидишь, что умеючи можно сделать с обыкновенным тормозом.
Он вскочил на велосипед и быстро помчался по улице. Она ожила. На ней появились автомобили, велосипедисты и прохожие. Морис скоро добрался до того места, где Безансонская улица, зажатая старыми домами, начинает круто спускаться к центру города. Тротуары были узкие, и прохожие шли по мостовой. Морис катил прямо на них и, не доезжая примерно метр, резко тормозил. Колесо переставало крутиться, и шины громко шуршали. Прохожие отскакивали в сторону, а Морис снова мчался дальше. Жюльен старался его догнать. Руки его судорожно сжимали руль, на лбу выступила испарина. Около площади Ансьен-Пост Морис замедлил ход. Держась одной рукой за руль, а другую сунув в карман, он сполз на раму и весь изогнулся, оборачиваясь назад. Казалось, он висит в воздухе рядом с велосипедом.