Теперь по замку бродили слухи один другого нелепей, и я, судя по поведению слуги, в них тоже фигурировал, хотя вытянуть детали о себе мне не удалось.
Когда я вышел из покоев, оказалось, что весь замок гудит, как разворошенный улей. Слуги, стражники, представители Младших семей и другие, неопознанные мною, личности собирались то там, то здесь группами и встревожено переговаривались. Однако при моем приближении замолкали и провожали меня настороженными взглядами. Еще вчера такого отношения не было.
Кастиана, после некоторых расспросов, я отыскал в архиве. Не только я пытался наверстать пробелы в знаниях — у Кастиана они тоже были немалыми, составляя три века событий. Кроме нас двоих в зале архива никого не было, так что говорить можно было спокойно.
Объяснить значение непонятных слов из «Бестиария» Кастиан согласился, но прежде вытянул из меня подробное описание событий предыдущего дня и ночи — прорыв демонов он благополучно пропустил, потому что в ритуальный зал его не звали, а попытку побега заговорщицы видел лишь издали. Естественно, я не упомянул ни о своих видениях живой тьмы, ни о цветной веревке.
Закончив с рассказом, а потом с записью всех его пояснений, я откинулся на спинку стула и задумался. Я бы не отказался расспросить Кастиана о тех четырех непонятных рунах, но тогда пришлось бы объяснять, почему я их запомнил и зачем они мне. Если бы я сам это знал…
Ладно, это было не единственной загадкой, которую мне хотелось разгадать.
— В одной из книг про демонов, которые я листал, мне попалось упоминание узелковой веревки. Ты знаешь, что это такое?
— Узелковая веревка? — повторил Кастиан недоуменно.
— Там говорилось что-то про нити разных цветов в ее составе, — добавил я, надеясь, что объяснение звучит достаточно правдоподобно.
Кастиан пару раз растерянно моргнул, потом на его лице промелькнуло понимание.
— Может быть, «узелковое письмо», а не веревка?
— Может быть, — согласился я.
— А, ну это один из древних видов письменности демонов. Сейчас они, как и мы, по большей части перешли на руны, но продолжают использовать узелковое письмо для передачи тайных сообщений. По крайней мере использовали в мое время, и расшифровать его мы так и не смогли. Я знаю только, что там все имеет значение — цвет и длина каждой нитки, гладкость или шероховатость каждого узла. В наших архивах хранились образцы — отец надеялся, что книжники все же поймут их смысл.
Вот, значит, как. Особый вид письма, где информация передавалась не только визуально, но и тактильно…
— Рейн, — перебил мои мысли Кастиан. — Скажи, ты думал о том, что с нами теперь будет?
— Хм-м? В каком смысле — «что будет»?
— Какие у аль-Ифрит на нас планы? Или ты поверил, что нас просто по доброте душевной приняли как самых дорогих гостей, пригласили на торжественный обед, представили Младшим семьям, приказали слугам обращаться к нам как к «данам», хотя ни ты, ни я не можем подтвердить право на титул… Имей в виду, что амулеты с белым нихарном, которые Амана на тебя навесила, — пятнадцать штук, ты сказал? — стоят немалую сумму. А черный нихарн, который она тебе пообещала, — это и вовсе целое состояние…
— Обычная человеческая благодарность за спасение? — предположил я. — Если бы я не убил того монстра, не думаю, что хоть кто-нибудь в ритуальном зале выжил бы.
Кастиан потер лицо руками.
— Может быть, — произнес он с сомнением. — Может быть и благодарность. Может быть это издержки моего воспитания, что я везде и во всем вижу интриги и корыстные побуждения… Допустим так. Но я-то никого не спасал, тем не менее Хеймес пообещал создать для меня фальшивую личность не только со всеми документами в нужных архивах, но даже с родственниками, под клятвой готовыми подтвердить мое новое происхождение и имя.
— Это сложно сделать?
— Очень сложно, очень незаконно, и стоит лишь чуть меньше, чем черный нихарн.
— Хорошо. Какая у тебя версия? — раз Кастиан завел этот разговор, он явно много думал на эту тему.
— Мы — ресурс, — отозвался он с готовностью. — Ценный настолько, что аль-Ифрит готовы вложить в нас немалые средства. Вопрос — почему мы им так нужны?
— Почему нет?
Кастиан вздохнул.
— С одной стороны да, любой здравомыслящий глава клана пытается свой клан усилить, и мы можем оказаться весьма полезны. Я — последний Аэстус. Сам понимаешь, слабый клан императорским не становится, меньше восьми камней ни у кого из моих предков не было. Не говоря уже о внутренних способностях… Ты… Ну то, что ты сумел сделать за неполные три недели, да еще лишенный памяти, говорит само за себя. С другой стороны, мы оба — потенциальные источники очень больших неприятностей, и большинство здравомыслящих глав десять раз подумают прежде, чем втягивать в эти неприятности свою семью. Подумают, а потом откажутся.
— Какие неприятности?
Кастиан молча придвинул один из массивных фолиантов, которые читал до моего прихода, и открыл на заложенной странице. То, что там было изображено, напоминало дерево, только с именами и датами вместо листьев. Родословное древо — всплыло у меня в памяти.
— Вот, смотри, — сказал он отрывисто. — Когда нынешняя императорская семья дорвалась до власти, они уничтожили всех в моем клане. Старшую Семью, Младшие семьи, побочные… — он провел пальцем по нижнему краю, где все имена заканчивались. Рядом с датой почти во всех случаях стояло короткое «убит», и только рядом с парой имен «пропал без вести, считается мертвым».
— Но и этого им показалось мало, — продолжил Кастиан глухо. — Они вырезали все население корневых земель Аэстус, всех до последнего младенца, настолько боялись, что там найдутся непризнанные бастарды…
Несколько мгновений он невидящим взглядом смотрел на страницу, потом резко захлопнул книгу и повернулся ко мне.
— И вот тут появляюсь я, последний Аэстус. Мало того, наследный принц. Как полагаешь, что сделает императорская семья с кланом, который посмел дать мне убежище, зная, кто я?
— Полагаю, ничего хорошего.
Кастиан зло хохотнул.
— Ты тоже опасен, хотя и иначе, — продолжил он после паузы. — То, что тебя разыскивают, не так страшно. Это не государственная измена, не участие в заговоре — обычное убийство. Даже если станет известно, что аль-Ифрит покрывают преступника, особых последствий не будет. А вот твоя склонность к демонической одержимости куда серьезнее. Чтобы остаться человеком, тебе с каждым разом нужны все более сложные амулеты. Пятнадцать белых нихарн — это очень много, Рейн, а черный нихарн — это вообще последнее средство. Если и он не справится, то останется только жертвоприношение…
— Жертвоприношение? — перебил я его. Это было что-то новенькое.
Кастиан моргнул, потом по его лицу скользнула гримаса.
— Забудь, случайно вырвалось. Это против законов как человеческих, так и божественных, и если дойдет до такого, то лучше превращайся в демона. Серьезно.
— Ла-адно… — протянул я, не уверенный, как реагировать на его слова. — Так что там еще про опасность, которую я представляю?
— Вот это самое. Ты сейчас — как лисье проклятие, непредсказуем. Можешь как в любой момент стать одержимым, так и принести спасение.
— В любой момент не стану, амулеты удержат, — возразил я, для уверенности похлопав по ним через одежду.
Кастиан с этим спорить не стал, махнул рукой.
— А есть еще проблема с твоей потерей памяти. Кем ты был? Где научился так сражаться? Откуда взялось твое знание мертвых и демонических языков? Почему меч аль-Ифрит тебе подчинился?.. Сейчас ты полезен, да, безусловно. Очень полезен. Но кто знает, как ты решишь поступить, когда все вспомнишь? И что именно ты вспомнишь? Кем ты окажешься?
— Ну и мастер ты нагнетать, — пробормотал я, невольно вспомнив о своей прежней уверенности в том, что я — пропавший наследник Энхард, а значит, невольный участник родовой вражды с кланом аль-Ифрит. Даже сейчас, зная, что наследник нашелся, я не мог до конца отказаться от мысли, что, может быть, это какая-то ошибка или же намеренный обман, и что это я — настоящий Кентон.