- Раньше места хватало для рода занятий, - пояснил Аспирант, - и преступлений, за которые казнены. Потом оставили только преступления, но и их убрали. Скоро, наверное, места на одном листе хватать не будет, и так уже часто печатают внизу, вот видишь, - что список не полный.
- Выходит, двадцать человек в неделю в расход пускают, - покачал головой я, возвращая газету Аспиранту. - Отстал я что-то от жизни, надо было раньше газеты почитать. Наверное, не был бы так спокоен, когда отправлялся к нашему главному контрразведчику.
- Скорее, к лучшему, что не читал, - сказал в ответ Бригадир. - И, кстати, не сомневайся, я бы разнёс дом князя по камешку, не вернись ты к полуночи. Я это не ради красного словца говорил.
- Я знаю, - кивнул я, - и князь Росен был уверен в том же.
На этом меня, наконец, оставили в покое. Но теперь мне надо было как можно скорее обсудить всё с Гневомиром. Слишком уж сильно не понравились мне слова князя о том, что в тылу народников всё готово, и осталось только подать сигнал.
Поговорить нам удалось в тот же вечер. Офицеры эскадрильи азартно резались в карты или наблюдали за непередаваемым зрелищем, которое творилось за столом. Оргард был в ударе, уже трижды его насильно обезоруживали, и дважды он вскакивал, громко заявляя, что играть с «этими жуликами» больше не сядет ни за что. Хватало его не больше, чем на пару кругом. Он всегда возвращался, правда, каждый раз громко ругаясь на всех.
Я кратко пересказал Гневомиру историю моего посещения особняка князя Росена, а под конец посоветовал лететь отсюда как можно скорее вместе с Готлиндом.
- Кто-то должен предупредить командование Народной армии в Прияворье. В Будиволне и Бессарабе я уверен полностью - они не могут предать, на них можно положиться.
- Ты не забыл, что я вовсе не в фаворе сейчас на родине, - мрачно заметил Гневомир. - О моём предательстве раструбили все газеты. Меня пустят в расход через пять минут после того, как опознают.
- А кто тебя опознает? - задал я резонный вопрос. - Те, кто читал газеты годичной давности? Да там фото из личного дела, по нему тебя не опознает и опытный сыщик.
- Но кто меня допустит до Будиволны или Бессараба?
- А вот на этот вопрос ответа у меня нет. Зато есть встречный - ты что же, предлагаешь, узнав такие новости, просто сидеть по эту сторону линии фронта и ничего не делать?
- Если сделать ничего нельзя, - усмехнулся Гневомир, - значит, надо делать невозможное. Это была одна из любимых присказок Гамаюна. А что будешь делать ты? Попытаешься угробить Ерлыкова вместе с аэропланом, чтобы сорвать всё дело?
- Не поможет. Если всё готово, то начнут и без сигнала. Поэтому я привезу его на условленное место, и уже там буду действовать по обстановке.
- Действовать по обстановке, - повторил вслед за мной Гневомир. - Сейчас, видимо, это станет нашим девизом.
- Выбора у нас, всё равно, нет, - пожал плечами я.
Глава 3.
Я глядел на «Народника» и не мог не порадоваться за Отчизну. Ведь несмотря на годы разрухи и две страшные войны Народному государству удалось сделать то, чего не сделал никто в Царстве Урдском. А именно выпустить собственную - урдскую - модель аэроплана. Да ещё и сразу безразгонника. На обычные модели никто уже не разменивался - все они прошлый век, и устарели с изобретением компактного антиграва.
Вот теперь перед нами с Бушуем стоял выкрашенный зелёной краской аэроплан с заботливо кем-то подновлёнными башенными коронами на коротеньких крылышках и вытянутом, хищном, фюзеляже.
- Я не разбираюсь в аэропланах, - честно признался мой спутник. - Можешь что-нибудь сказать о нём?
- Я никогда не сидел за рычагами этой модели, - пожал плечами я. - Пробный полёт мне запретили, значит, летим на свой страх и риск.
- Радует, что на обратном пути ты уже будешь знаком с ним, хотя бы немного.
Я в ответ только снова философически пожал плечами.
Спутник мне откровенно говоря не нравился вовсе. Он был неприятно заносчивым и до невозможности высокомерным человеком. Из-за манеры вести себя Бушуй отчаянно напоминал мне слугу князя, явившегося за мной в казарму третьего дня. И напоминал так сильно, что мне стоило известных усилий сдерживать улыбку в первые минуты нашего личного знакомства.
- Князь, отчего мне не предоставили более опытного летуна? - обернулся он к Росену, провожавшему нас.
- Тогда вам пришлось бы ждать летуна с той стороны фронта, - не моргнув глазом, ответил князь. - В городе не найти летуна, который был бы знаком с подобной моделью аэропланов. Блицкриговцы вели с ними бои, однако летать на них им не приходилось.
- Это весьма прискорбно, - покачал лысой как колено головой Бушуй. - Мы ставим мою миссию и самую жизнь в зависимость от недостаточно опытных летунов.
Князь промолчал. Видимо, решил не испытывать собственное терпение и дальше, или же почувствовал, что может сорваться. А это для Бушуя было бы чревато весьма неприятными последствиями. Как объяснил мне князь, Бушуй был отпрыском аристократического рода, эмигрировавшим за границу после Революции. Он активно сотрудничал с подобными князю, однако использовали его, как, например, маркиза Боргеульфа, втёмную, играя на страсти ко всему мистическому и непонятному. Бушуй считал Росена посланцем владык Нижних миров, и подозревал, что тот является одним из этих самых владык. Подозрения эти подогревал в нём сам князь, активно подбрасывая мелкие намёки и штрихи к собственному портрету.
- Люди падки на подобного рода мистику, - разоткровенничался со мной Росен, пока мы ждали прибытия аристократически опаздывающего Бушуя. - Им всем, от мелких лавочников до царей, нравится быть причастными к чему-то большому, выходящему за рамки их понимания. Вот на это всех их и ловят. А уж подозревать, что рядом с тобой находится некто, даже неясно толком кто, но скорее всего весьма могущественный, и главное непонятный, это же как будто их самих возносит на те же вершины. Потому я и темню, осталось только имечко позвучнее выдумать из нашей собственной мифологии, да всё никак не соберусь - не до того. Хардагар - командор эскадры раболовов, что погиб в небе над Бадкубе, вон какое себе имя выдумал. Говорил, это демон, обитающий в небе и губящий людей, или что-то в этом роде.
- Но имя ему не помогло, - мрачно заметил я, вспомнив сокрушительный залп «Несгибаемого» и рушащийся на Бадкубе крейсер, выкрашенный в жёлтый цвет, с обломками шипов и обрывками цепей на бортах.
- Он был слишком самонадеян, - без тени эмоций в голосе произнёс Росен. - Котсуолдцы - это не степняки, на которых он охотился, как на зверей, и не крестьяне с той стороны Стены, которые от одного вида его небесного крейсера валятся ниц и ждут своей участи. Он слишком давно не бывал в настоящем воздушном бою, и недооценил врага, а это самая страшная ошибка, какую только может допустить военный.
Нашу беседу прервало появление Бушуя. Он приехал в роскошном по местным меркам автомобиле с собственным шофёром. Правда, одет был так, что от шофёра его отличить было бы сложно. Выглядел он натуральным авиатором с довоенных плакатов. Длинная кожаная куртка, плотные штаны, высокие ботинки на шнуровке, шлем и обязательные очки-консервы, до поры болтающиеся на шее.
- Не боится ездить без охраны? - удивился я тогда.
- Поверьте мне, - усмехнулся в ответ Росен, - никакая уличная банда Бушую не страшна.
А вот знакомство у нас не задалось. Выбравшись из авто, Бушуй обратился непосредственно к князю так, будто меня тут и близко не было. Я сразу понял, что он воспринимает меня всего лишь как безмолвное приложение к аэроплану. И мне это не понравилось.
- Все вопросы относительно полёта стоит задавать непосредственно мне, - встрял я в разговор самым невежливым образом.
Бушуй уставился на меня так, будто впервые увидел. Но князь самым решительным образом подтвердил мои слова. Вот тогда-то Бушуй и поинтересовался моим мнением относительно аэроплана.
- Сейчас выбора нет, - бросил я Бушую. - Забирайся на заднее сидение. С пулемётом обращаться умеешь?