- В окно! - рявкнул Бессараб.
Он сразу понял, что отбиться от молодогвардейцев в избе не получится никак. Их слишком много, да и на улице, скорее всего, ждёт подкрепление. А потому решил сразу бежать. Выстрелив дважды через плечо из револьвера, скорее для острастки, он рванулся к окну. Остановить его никто не успел. Всем своим массивным телом он высадил окно вместе с рамой и вывалился в сугроб, наметённый прошлой ночью под стену избы.
В это время внутри Будиволна перевернул стол, чтобы укрыться за ним от вражеских пуль. Тем самым, правда, отрезав себе единственный путь к отступлению. Но бежать бравый командарм и не собирался. Вместо этого он пошёл на прорыв. Перехватив левой рукой пистолет, Будиволна открыл из него беспорядочный огонь, укрываясь за толстой столешницей, которую не брали револьверные пули врагов. Патронов в обойме имперского пистолета было предостаточно - стрельба Будиволны заставила-таки молодогвардейцев притормозить. Один из них поймал пулю прямо в лоб и повалился на пол избы. Вот уж не повезло - так не повезло.
Воспользовавшись этой заминкой, Будиволна ринулся в атаку сам. Никто из его врагов и подумать не мог, что он пойдёт на такое. Ведь форменное самоубийство же! Однако именно такое поведение дало ему вполне заслуженную славу отчаянного сорвиголовы ещё на фронтах Первой войны, а после сделало одним из самых опасных командиров Гражданской.
Первый же удар шашкой свалил молодогвардейца - он рухнул на тело своего товарища, обильно поливая его кровью. Тяжёлый клинок сокрушил его рёбра, распластав до середины груди.
Будиволна рванул вперёд, будто вихрь. Он рубил направо и налево, как в сражении, в самом центре конной рубки. Полетела отрубленная рука с ещё зажатым в ней револьвером. Затрещал чей-то раскраиваемый череп. Кто-то пытается удержать в животе выпущенные кишки. Будиволна уже почти вырвался из дома, подскочил в двери, когда его нагнал Кудряй. Вместе они вывалились из избы, обмениваясь страшными по силе ударами.
Они сошлись на утоптанном снегу перед входом в избу. Они танцевали сложный танец - танец смерти. Они рубили друг друга, подставляли под удары шашки. Клинки сыпали пучками искр. Оба были быстры и умелы. Оба прошли суровую школу войны. Оба были готовы убивать. И ни один не дал бы другому пощады. Они вертелись в смертельном танце, казалось, снег под их ногами давно должен растаять, а земля -задымиться . Но он лишь скрипел, утаптываемый всё сильнее двумя парами сапог.
Удара Будиволны Кудряй просто не заметил, так быстр тот оказался. Невысокий, жилистый, но при этом невероятно сильный Будиволна был не просто отменным фехтовальщиком. Он умел главное - видеть, когда и куда надо бить. А в таком поединке, как шёл сейчас на снегу перед избой, это самое главное. Тяжёлый клинок шашки буквально вскрыл грудь Кудряя, залив его шинель потоками крови. Начдив упал на колени, однако каким-то невероятным образом он был ещё жив.
Лишь нанеся этот смертельный вроде бы удар своему врагу, Будиволна огляделся. Оказывается его окружали молодогвардейцы. Они наблюдали за поединком, но и не думали двинуться с места, хотя вполне могли навалиться все вместе, повалить, скрутить или прикончить. Однако не сделали этого.
- Взять, - прохрипел у ног Будиволны Кудряй. - Взять... живым.
И тут же на Будиволну навалились все молодогвардейцы. Он отбивался, словно зверь, круша всех вокруг шашкой, и на снег пролилось ещё немало крови. Но вырваться у командарма не вышло. Его повалили на снег, скрутили ремнями, да так и оставили лежать, пока не подошёл Кудряй. Начдив едва держался на ногах, опираясь на плечо молодогвардейца, но, несмотря на смертельную рану, умирать явно не собирался.
- Разоружить, - уже более твёрдым голосом приказал он, - и на гауптвахту.
Так командарм Будиволна оказался в одной компании с остальными заключёнными сырого погреба.
По тому, как маркиз прильнул к окуляру, стало ясно, - внизу начинается что-то интересное.
Поезда миновали без единого выстрела все кордоны, окружавшие город, и блицкриговские, и бывшие гетманские, и недавно выставленные добровольческие. Они двигались на предельной скорости, давление пара в котлах поддерживалось на самом высоком уровне. Стрелки манометров прочно обосновались в «жёлтой» зоне, танцуя на самой грани опасной «красной». Кочегары не жалели спин, то и дело отворяя двери топок и подкидывая туда лопатами уголь. Машинисты же следили за безумно дёргающимися стрелками манометров, кляня про себя начальство, заставляющее гнать с такой скоростью.
- Будто на пожар опаздываем, - бурчали они.
Да и виданное ли дело - нестись, будто оглашенные, да ещё вечерней порой и без семафоров. Одно слово - война. Она всё спишет, даже грандиозную железнодорожную аварию.
Но вот уже впереди видны, несмотря на вечерний полумрак руины спалённых гайдамаками слободок. Но оттуда не спешит палить вражеская артиллерия, хотя момент -удобнее не придумать. Слободки на сумасшедшей скорости пролетают мимо - впереди пригороды. Там тоже славно погуляли гайдамаки - редкий дом не носит на стенах следы от пуль и кровавые пятна. Они же украшали и мостовую вокруг вокзала, но их тщательно отмыли к прибытию высоких гостей.
Бронепоезда затормозили ещё когда впереди замелькали первые дома пригородов. Они отстали от десантного состава - прикрывать тот всё равно было не от кого. А вот состав нёсся на пределе едва не до самого вокзала, и лишь почти перед ним начал сбрасывать скорость. Он мгновенно окутался клубами пара, будто призрак саваном. Перед перроном заскрежетал тормозами, разбрасывая из-под колёс тучи искр. Но остановился чётно там, где нужно. Там, где его встречали.
- Началось, - прокомментировал маркиз Боргеульф. - Сигира, вам стоит взглянуть на это. Сейчас вы своими глазами узрите маленькое, но весьма эффектное предательство.
Но и в этот раз следователь отказалась. Она даже говорить ничего не стала, ограничившись энергичным и весьма красноречивым жестом.
- Не будьте грубы, - усмехнулся маркиз, - вам не идёт образ уличной девицы. Не хотите смотреть - воля ваша, но вы много пропускаете.
А в это время внизу, действительно, разыгрывалось преинтереснейшее действо. Из здания вокзала на перрон выходили люди в серых шинелях и чекменях. Среди них хорошо видна была высоченная фигура князя Росена. На его фоне остальные смотрелись не слишком впечатляюще, даже кандидат в урдские цари, возглавлявший эту делегацию. Он был одет в полковничий френч, поверх которого была наброшена генеральская шинель с красными отворотами.
Из поезда, набитого молодогвардейцами, вышел генерал Хлад. Он был одет в точно такую же, как на кандидате в цари шинель, на плечах красовались золотые погоны из сплошного галуна с тремя небольшими звёздочками.
- Приветствую ваше величество, - первым поздоровался генерал. - Я прибыл, чтобы сообщить вам, что все полки, которые называются Молодой гвардией, теперь переходят на вашу сторону.
- Я рад, что именно вы, названный когда-то последнею надеждой Урда, а после несправедливо оклеветанный, привели под моё начало столь сильную армию, - ответил претендент на царский трон, и протянул генералу руку для поцелуя отработанным, эффектным жестом.
Хлад опустился перед ним на колени и, взяв обеими руками протянутую ладонь, поцеловал её.
- Предательство совершилось! - воскликнул на мостике небесного крейсера маркиз Боргеульф.
- Вы не откроете огня по городу? - удивился стоявший тут же профессор Бодень. - Ведь ваши союзники нынче потеряли лучшие свои части?
- Профессор - мне плевать на Урд, - рассмеялся Боргеульф. - Более того, мне и на Империю наплевать, и очень скоро будет наплевать на всех. Готовьтесь, профессор, скоро мы начнём ваш эксперимент! Ждать вам осталось всего-ничего. Я просто хочу дать им - там внизу - насладиться последними часами триумфа. Завтра утром, профессор. Завтра утром мы перевернём весь мир. Ведь вы желали именно этого, не так ли?
Профессор кивнул, но при этом спрятал глаза. Ему вовсе не хотелось испытывать на себе взгляд маркиза. Слишком уж проницателен тот был - и вполне мог бы углядеть в глазах Боденя тени сомнений, что терзали сейчас его душу. А вот от следователя дивизии «Кровь» Сигиры скрыть свои эмоции настолько просто ему не удалось.